что ли, сглазил, козлик?
Раздался дружный гогот, и разговор стал общим. Страсти неожиданно разгорелись. Один лишь Паолино потягивал кислое винцо, улыбался рассеянно и ничего не понимал.
Сумбурный и пьяненький спор принес плоды. Выяснилось, например, что от змеиных укусов хороши цистрон и мальва.
– И для регул, – смеялась соблазнительная хозяйка, пылая румянцем, – с медовой водой – и для регул!
– Сир! – негромко воскликнула Лея.
– Чем могу быть полезным? – невинно осведомился Трамонтано.
– Сир! – с вызовом повторила девушка. – Мне это странно. Разве в присутствии дамы…
– Ах, вот вы о чем!.. – легко рассмеялся он. – Ничем не могу помочь, – исторический факт, слово кабальеро, она действительно сказала: «с медовой водой – и для регул». Слово в слово.
– Позвольте, позвольте, существуют же для чего-то правила хорошего тона, пиетет, наконец!..
– Я не задумываясь приношу их в жертву научной достоверности. История и без того кишит слюнявыми эвфемизмами, – отрезал Трамонтано.
Лея зарделась. Чувствовалось, что решительная формулировка дерзкого дожа произвела на нее сильное впечатление.
«Хорошо закрутил…» – с легкой завистью подумал я и с достоинством произнес:
– Сир! Настоящий случай публично засвидетельствовать то сильное и глубокое уважение, которое я питаю к Вашему уму и к Вам лично, я не мог бы пропустить, не сделав над собой насилия.
Глаза Леи округлились, и она сделалась похожей на симпатичного лемура.
– Эка вы хватили, милейший Тристан, – добродушно сказал Трамонтано, – впрочем, приятно это слышать. Тем более от вас. Вы такой… ээ… немногословный.
Итак, на чем мы с вами остановились?
– На медовой воде, – с готовностью подсказала Лея.
– Именно! Именно! – подхватил Трамонтано и продолжал:
– Заговорили о сглазе, о тонкостях этого коварного дела, о том, как бороться с напастью, и тут мнения разделились, – определились две основные партии: в углу предлагали плевать через левое плечо, у стены – кропиться петушиной кровью. Неугомонный грек, порядочно захмелевший и взвинченный, представлял партиям единоличную, но воинственную оппозицию.
– Лапку от черной куролик! – кричал он, брызгая слюной и страшно коверкая красивые итальянские слова.
– Сам ты «куролик»! – неслось из угла.
– Маленький черный лапка! Совсем сушеный!..
– Сам ты сушеный!
– Эх вы, охламоны, – с горечью сказала красная как мак хозяйка, – вы бы умного человека-то послушали, он ведь вам, дуракам, дело говорит: лапка – штука незаменимая, самое оно…
– Для регул, – хрюкнули из угла, и последовал взрыв самого непотребного веселья.
– Люблю греков, молодцы ребята, – решительно сказал курчавый, обращаясь к терьерчику. – Племя титанов! Как полагаете?
Терьерчик вздрогнул и предупредительно завилял хвостом.
– Я говорю: молодцы греки!..
– Ах, вот вы о чем… – благодушно улыбнулся Паолино. – Конечно