поняли. Точнее сказать, что раньше это вообще не обсуждалось. Но большинство наших коллег проблемы не замечают, а если попытаться убедить их в том, что владение достойно защиты, хотя бы и не является правом, то результат почти наверняка будет обескураживающим. Тем не менее и познавательным – именно по части юридической психологии.
Как-то судья кассационной инстанции раз семь меня прерывала после начала вступительной фразы: «Ответчик, являясь добросовестным приобретателем, имеет защиту полученного им незаконного владения по следующим основаниям…» Она даже предложила мне сесть и подумать. Я, конечно, сел, но ее совет оказался, думаю, напрасным, потому что тем занятием, которым она предложила мне заняться, я к тому моменту непрерывно занимался лет 40. И в этом процессе я его по привычке продолжал. Наконец член коллегии, которая, в отличие от председателя, видимо, читала книги, позволила мне продолжить с того места, где я был прерван. Логика председательствующего была совершенно стандартной: коль скоро доказана недействительность сделки, по которой получено владение, то ни о какой защите не может быть и речи.
Кстати, по поводу прекрасно фундированных статей моего хорошего друга Д. Дождева, в которых он энергично доказывает тезис о том, что владение – это право, а не факт, я говорил ему, что если эти выводы предложить практике, то она только укрепится в той мысли, что любой владелец, требующий защиты, должен сначала обосновать действительность той сделки, по которой он получил свое владение. И весь блеск его аргументов мигом потускнеет в этом тусклом и пыль – ном углу, в который помещено нашим правоприменением владение. В феврале 2016 г., во время семинара с участием проф. У. Маттеи, автор известного российским цивилистам компендиума, который некоторое время при недостатке литературы служил источником азбучных истин о собственности, поддержал Дмитрия Вадимовича в его мнении о том, что владение – это право, поскольку есть защита владения. Когда выяснилось, что у нас ее нет, остался высказанный с некоторой растерянностью последний аргумент – приобретательная давность. Этот аргумент, кстати, доказывал как раз обратное: у нас приобретение по давности не действует для недобросовестного владения. А когда мы говорим, что владение – это факт, то имеем в виду именно незаконное, в том числе недобросовестное, владение. Но погружать славного итальянского ученого в наши посессорные мучения в это довольно позднее вечернее время было бы уже совсем безжалостно.
Кстати, тема сноса строений одним только решением органа местного самоуправления, затронутая тем вечером Д. Дождевым, для своей квалификации требует анализа компетенции на применение насилия. А этот анализ возможен, только если владение брать исключительно как факт. Если право кончается там, где начинается право другого, то владение кончается насилием другого против владельца. Когда я развивал эти идеи[12], лишний раз убедился, насколько важно правильно понимать феномен владения для решения любой практической задачи