еще раз повторю, это регулирование насилия в отношении владения и владельца не может превратить владение в частное право.
Дорого как память
«Мне моя жизнь дорога как память» – сказано в главном тексте эпохи (я бы сказал – прошедшей, но, увы, она никак не проходит).
Если недолго подумать над тем, что здесь смешно (а долго думать, напомню, не рекомендуют психиатры), то мы обнаружим, видимо, намек на тот вариант благоговейного отношения к святыням, за которым легко обнаруживаются интересы вовсе не священные и тяга к благам, далекая от благоговения.
Чаще всего именно такую подоплеку имеют споры о памятниках культуры.
Память – вещь священная, потому что нематериальная и потому что не вещь в смысле нормы об объектах гражданских прав. Однако с предъявлением иска святость удержать не удается. Это вполне очевидно: юристам, как правило, отказывают в надежде на спасение души. (Читатель, впрочем, зачислит себя в исключения и будет, конечно, прав.)
Но соответствующие метаморфозы присущи и делам о правах на памятники культуры.
О таком деле пойдет дальнейший рассказ.
В позапрошлом веке был построен большой доходный дом, часть которого использовалась, кажется, для проживания семьи хозяина. Когда я оказался в одном из помещений (дело было уже во время возникшего судебного спора), мне показали библиотеку – белое круглое, точнее, граненое (грани скрывали ниши для книг), помещение с резными, улетающими в сферу купола спиралями, которые уносили вверх и взгляд, и дыхание.
С кружащейся головой я продолжал беседу.
Суть конфликта оказалась такой.
В здании с ранних советских времен находились разные пользователи. Когда-то, в эпоху равенства, здесь даже было общежитие, если не ошибаюсь, ткачих. Затем в него вселялись органы и учреждения, сменяя друг друга вне какой-либо внятной логики. Как воспоминание об общежитии осталось и некоторое количество жильцов и тем самым жилых помещений.
Общим у всех прошедших насельников было вполне небрежное отношение к памятнику. В результате он крайне обветшал и начал разваливаться.
Для спасения памятника правительство города прибегло к отработанной тактике: были заключены договоры о реконструкции отдельных помещений, целью которых было их восстановление, с передачей этих помещений в собственность инвесторов, за счет которых проводились восстановительные работы.
Несколько лет велись работы, естественно, под контролем органов по охране памятников культуры, и наконец инвесторы заняли свои помещения и не без труда зарегистрировали права собственности на них.
Но к этому моменту возник конфликт между федеральным собственником и городом относительно принадлежности самого здания. Федеральный собственник утверждал, что здание принадлежит ему и что, стало быть, городские власти не имели права распоряжаться зданием никаким образом, в том числе путем заключения договоров о реконструкции