и смотрит на мать. Та выглядит непривычно приветливой, улыбается и вместе с соседками полощет внутренности. Руки женщин испачканы желчью и дерьмом, они ловко орудуют маленькими ножничками, и вот уже перед ними лежат длинные прозрачные фризы из плоти. Из свиной головы вылущили глаза, сварили ее до готовности и счистили все мясо – его пустят на паштет. Ножки тоже варят – с ароматными травами. Окорока солят и вешают сушиться под балками. Растопленный жир разлит по горшочкам. Дети вкусно хрустят кусочками жареной кожи, их рожицы и пальцы блестят от жира. На ферме пахнет экскрементами, едким дымом, металлом и кухней. Несколько часов спустя люди сидят за столом и угощаются горячей кровяной колбасой и гольем, томленным в соусе из вина пополам с кровью. Они макают в него толстые ломти хлеба, даже отец ест с удовольствием. Этой ночью Элеоноре снятся утес над Тивериадским озером и свиньи, тысячами бросающиеся с высоты в воду, их тела плавают на черной маслянистой поверхности и тонут в бездонной пучине.
В одно и то же время, в одном и том же месте рождаются, живут и умирают люди и животные: каким-то чудом или на свое несчастье, отец дотягивает до середины марта, потом наконец испускает дух. Дни напролет он лежит на кровати, из-за дверей, отгораживающих его от остального пространства комнаты, проникают гнилостные запахи агонии и непрерывные стоны, больше похожие на хныканье ребенка или скулеж попавшего в капкан животного. Временами на отца нападает жесточайший кашель, и на простыни летят густые кровянистые ошметки бронхов. От него остались кости да выступающие хрящи. За несколько дней тело в местах соприкосновения с кроватью покрылось пролежнями, сильнее всего пострадали ягодицы и пятки. Доктор вычищает мертвую плоть, дезинфицирует и накрывает корпией. Ураганная диарея совсем измучила фермера, но у него уже нет сил просить горшок. Он совсем ничего не ест, разве что несколько ложек супа, так что непонятно, что извергает тело. Его прогорклая моча пахнет лекарствами, он облегчается прямо в кровать, и мать все время меняет белье, стирает и кипятит простыни. После смерти отца на матрасе, набитом шерстью, останутся разводы неопределенного цвета, и крестьянка перевернет его на другую сторону. Воздух заражен невыносимой вонью испражнений. Мать, Марсель и Элеонора с трудом удерживают рвотные позывы, когда садятся за стол. Стоит отцу открыть рот и произнести нечто нечленораздельное, ужасный запах его дыхания открывает окружающим правду о творящейся внутри алхимии умирания. Поднять его с постели, чтобы помыть, невозможно – слишком велик риск переломать хрупкие кости, – и Марсель намыливает страдальца рукавичкой, бережно и нежно, но он все равно кричит от боли. Мать и дочь проявляют деликатность и отворачиваются, отец же совершенно утратил стыдливость и все время отбрасывает худыми забинтованными ногами одеяло, выставляя напоказ исхудавшее тело и сморщенный стручок среди все еще черных лобковых волос. Мать больше не отходит от кровати, жалуется на несправедливость