О Господи!
Кюре достает из торбы фляжку водки и делает глоток. Элеонора и сторож ждут, она неустанно звонит в колокольчик, он, насупившись, борется с ветром, который запутался в распятии, и тот больно давит ему на левое плечо. Пустую темноту ночи разрывает слабый свет лампы, зажатой в руке замерзшей девочки. Сверкнувшая молния высвечивает немую сцену – люди застыли, как испуганные лани, в ослепленных на мгновение глазах запечатлелся крест. Отец Антуан аккуратно убирает фляжку, сторож и девочка изо всех сил тянут его за руки, ставят на ноги, и скорбное путешествие продолжается. На огороженном лугу, под деревьями, стоят забытые невидимые коровы, только белки грустных глаз сверкают, когда мимо проплывает огонек лампы. На подходах к неразличимой пока ферме гром срывается с небес, ужасно напугав Альфонса, и пес улепетывает, не обращая внимания на крики Элеоноры. Молния ударяет в столетний кедр, и кюре бормочет блеющим голосом:
– И… если пойду я… долиной смертной тени… То не убоюсь… зла… ибо… Ты со мной… Твой посох… меня… защитит…
Очередной порыв ветра проносится над дорогой, и вымокший скользкий крест вырывается из рук Раймона и замирает стоймя, словно некая высшая сила сначала удерживает его в вертикальном положении, а потом перекидывает через канаву и укладывает плашмя на поле под паром. Отец Антуан и Элеонора застывают с разинутыми ртами, Раймон, «напробовавшийся» земли, с трудом поднимается на ноги, оскальзывается, снова падает, встает, сплевывает, утирает поцарапанное лицо. Толстяк-кюре и девочка молча переглядываются, Каррер вытаскивает крест из грязи, водружает на плечо и, перешагнув через канаву, возвращается на дорогу.
К тому моменту, когда они наконец добираются до дома, дождь успевает отмыть лица Спасителя и Раймона, и сторож со вздохом облегчения прислоняет распятие к стене фасада. Марсель открывает им дверь, они входят и замирают на пороге. Фермерша сидит рядом с телом мужа. Он умер без отпущения грехов. Руки и ноги покойника скрутила жестокая судорога, голова закинута назад, глаза смотрят в какую-то точку над спинкой кровати, рот приоткрылся, обнажив расшатавшиеся зубы, кадык едва не прорвал отощавшую шею, как будто он проглотил нечто большое и острое. Элеонора кидается к усопшему, обнимает еще теплое тело, целует в красивую серебристо-белую бороду.
На рассвете колокольный звон будит промокшую безмолвную деревню. Вдова закрыла простынями все зеркала, повернула лицом к стене единственную фотографию покойного мужа и подошла к кровати – нужно торопиться, пока тело не остыло. Женщина подсунула ладонь под затылок и положила голову на подушку идеально ровно, опустила мертвые веки, закрыла рот, подняв и подвязав нижнюю челюсть полоской марли (на висках наверняка останется ячеистый след). На столик рядом с изголовьем она ставит крест и блюдечко со святой водой, обмакивает в нее ветку букса. В полной тишине, со всем возможным почтением, вдова и Марсель обмывают покойника. Сквозь щели в закрытых ставнях просачивается голубой свет зари,