Его лапа с легкостью могла разбить стекло, проникнуть внутрь и разорвать ребенка на куски. Он попытался попросить водителя отпугнуть медведя, но смог только пошевелить губами, не издав ни звука. Он попробовал снова.
– Извините, вы не могли бы попросить их уйти? – произнес он скрипучим голосом. Он оцепенел и даже не мог поднять руку, чтобы жестом отогнать попрошайку.
Водитель опустил стекло и рявкнул:
– Эй, проваливайте!
Мужчина не обратил на него никакого внимания и не двинулся с места. По очередной команде медведь мотнул головой и оскалился. Обнажились его клыки и десны ярко-розового цвета, который переходил в коричнево-красный, с фиолетовым отливом. Из пасти сочилась слюна, бросающая белые отблески на желтые зубы и влажную плоть. Животное стало дрожать так, будто у него была лихорадка. Мальчик вскрикнул.
– Почему он стоит на месте?! Сейчас же отгоните его!
На этот раз водитель был более настойчив и требователен. Пробка впереди потихоньку стала рассасываться. Как только машина тронулась с места, те жуткие глаза с наростами остались позади, но еще долго следили за автомобилем, цепляясь за него будто тугой веревкой; темнота и увеличивающееся расстояние разорвало эту незримую нить.
Мальчик кашлял всю ночь и не давал ему уснуть. Время от времени он кричал во сне так громко, что приходилось включать прикроватную лампу, вставать с кровати, подходить к постели сына, чтобы посмотреть, что случилось, будить и успокаивать его. Ближе к утру ребенок проснулся и стал издавать звуки, похожие на вой, плача так, как он плакал, будучи младенцем. Он никак не мог понять, сын все еще спит или уже проснулся и находится в реальном мире; что это, колики или какая-то другая болезнь, симптомы которой были настолько острые, что заставляли малыша так кричать. Вопросы остались без ответа.
Нужно ли ему позвонить на ресепшн и вызвать врача? Какова вероятность, что в таком отеле будет врач? Лоб и шея мальчика не были горячими.
– Что с тобой? Скажи мне, что с тобой? – Он просил снова и снова, с одной стороны, будучи в гневе, а с другой – осознавая всю свою беспомощность.
– Мне страшно, я боюсь, – все, что смог объяснить мальчик.
Ему стало немного легче от того, что он услышал.
– Страшно? Чего ты боишься? Тебе совершенно нечего бояться. Я здесь, рядом с тобой. Давай я лягу к тебе и обниму. Все сразу станет хорошо.
Но ребенку не стало лучше. Он заметил, что малыш смотрит на что-то, что находится у него за плечом, на что-то, при виде чего он стал кричать еще громче.
Он обернулся. Ничего такого не могло быть видно из окон отеля, ведь номер находился на шестнадцатом этаже. Темное стекло отражало лишь его лицо, пытливо всматривающееся в отражение; сына, лежавшего на кровати с открытым ртом, перекошенным от ужаса и боли; смятое и скрученное постельное белье; а снаружи – ничего, кроме темноты. Когда он перевел взгляд и стал всматриваться в пейзаж за окном, то ему