одно: высказать свой упрек как можно более шутливо – чтобы он не походил на упрек. А ведь шутить спросонок – дело нелегкое. Особенно если не выспался по вине своего собеседника, и раздражение нет-нет, а дает себя знать.
– Конечно, – удивленно ответил Эннеари. – Это плохо, когда вещь лежит плохо. Она должна не плохо лежать, а хорошо работать.
Весь его тон, да и не только тон – даже поворот плеч, даже посадка головы – отчетливо и явственно выражали собой вопрос: «А разве может быть иначе?»
– Ты бы мог меня спросить, – заметил Лерметт.
– Ты ведь спал, – пожал плечами эльф. – Зачем тебя будить ради такой ерунды?
– Ну, так дождался бы, пока я проснусь, – зевнул принц.
– А зачем? – совсем уже изумленно промолвил Эннеари.
Лерметт прикусил губу. Нет, утро определенно не складывалось.
– Так… – задумчиво произнес он, выбираясь из-под плаща, которым укрывался от ночной прохлады. – Похоже, я опять ляпнул что-то не то.
Собственная ошибка бесила его – в немалой степени еще и оттого, что оставалась покуда непонятной.
– Наверное, – ответил Эннеари, устремив на него серьезный взгляд своих невероятно зеленых глаз. – Только я не знаю, что именно.
– Разберемся, – пообещал Лерметт, аккуратно сворачивая плащ. Обязательно. Это так глупо, что разобраться просто необходимо. Чует мое сердце, что нельзя не выяснить.
Выяснение, жаркое и сбивчивое, продолжалось не менее получаса. А могло затянуться и дольше – так всегда бывает, когда внезапное несходство обычаев… и тоже нет – не обычаев, а чего-то более изначального, определяющего… да ну их совсем, эти обычаи! Всякому ведь известно, что руками работают, а ногами ходят. Сызмала известно, с детства. Раньше еще, чем начинаешь говорить, начинаешь пользоваться руками и ногами именно так, а не иначе. И ведь это только естественно – предположить, что любой первый встречный пользуется своими руками и ногами именно так. А потом накапливается невысказанная странность… еще бы ей не накопиться! Никто ведь не обсуждает такие привычные, само собой разумеющиеся детали быта. И ты молчаливо исходишь из того, что для тебя привычно, как дыхание – а потом вдруг оказывается, что новый твой знакомец пользуется ногами не для ходьбы, а для чего-то совсем иного – например, для ведения деловой переписки…
К исходу этого получаса на душе у Лерметта сделалось окончательно скверно. Нет, ну кто его за язык потянул! Хотя если вдуматься, дело могло обернуться куда хуже. Он ведь мог сморозить такую глупость не здесь, не сейчас, не наедине с Эннеари, а в Долине Эльфов… но как он мог знать? Илмерран не успел рассказать ему об эльфийских обыкновениях почти ничего. Их Лерметту еще только предстояло изучить. Ничего он об эльфах не знал толком, кроме их языка… да, но язык он худо-бедно, а выучил! А ведь чужое наречие может ох как много подсказать о тех, для кого оно родное! Одна уже только грамматика чего стоит, не говоря даже о словоупотреблении – а ведь есть еще и пословицы! И Лерметт сам переводил