воскликнул Эронимо, закрывая лицо ладонями. – Боже мой, это уж слишком! Нельзя испытывать нас подобным образом! Смилуйся над нами!
Гонсало словно остолбенел. Ему доводилось видеть ужасы войны: женщин, выскакивающих из подожженных домов и бегущих по улице; убитых детей; повешенного индейского вождя. Однако он еще никогда не наблюдал ничего подобного. Сердце Гонсало бешено заколотилось, и он ощутил боль, тревогу и ужас. Тем не менее солдат не мог отвести взгляд от того, что происходило у алтаря.
– Эти люди – язычники, – сказал Пабло. – То, что они творят, – безумие. Мы не можем с этим смириться.
– Но что мы можем сделать? – возразил Алонсо. – Нам теперь следует быть осторожными. Возможно, нас ждет другая судьба. Видит Бог, я на это надеюсь.
Рита, недавно поев, заснула, но громкие слова мужчин разбудили ее.
– Что случилось? – спросила она. – Что происходит?
– У них там какой-то ритуал на площади, Рита, – ответила Эсмеральда, придвигаясь к ней поближе. – Командиры к нам уже не вернутся. Мы должны собраться с силами – что бы ни ожидало нас впереди. А потому пока что отдыхай.
Она осторожно оттеснила молодую женщину назад – туда, где та только что лежала, – а затем, невольно повернув голову, вновь посмотрела на площадь.
Ритуал продолжался. В то время как остальных трех человек вели на место жертвоприношения, тело Вальдивии сбросили вниз по ступенькам; какие-то мужчины разрезали его на куски и понесли к костру, где, нанизав на длинные палки, стали жарить.
Сидевшие в клетке испанцы наблюдали за этим с молчаливым ужасом. Каждый из них, глядя на участь товарищей, невольно задумывался о том, что ждет его самого, и отводил взгляд в сторону. Один лишь Гонсало продолжал смотреть на площадь: его взгляд был прикован к происходящему, лицо исказилось от ужаса и гнева. На теле солдата обильно выступил пот. Гонсало крепко сжал ладонями деревянные перекладины клетки. Он с трудом сдерживал охватившее его отвращение и тошноту. Гонсало еще ни к кому не испытывал такой неприязни. Однако, чувствуя, как сильно пульсирует кровь в его венах, он осознал, что еще никогда не ощущал себя настолько живым – даже в разгаре битвы или в разгуле страсти. На него нахлынули эмоции. Он впитывал в себя звуки, запахи и ужасные сцены. Его чувства были сконцентрированы на происходящем. Вскоре Гонсало утратил способность думать и контролировать себя.
Затем он услышал позади тихий, доносившийся словно бы издалека голос, который постепенно просачивался в его сознание. Это Эронимо читал что-то по своему молитвеннику – тому самому, который носил с собой и открывал в каждый из двенадцати дней их пребывания в море. Однако вслух священник читал в первый раз:
– Пепельная среда. Все наше внимание должно быть обращено на внутренние радости, а не на окружающий мир. Освободи нас от грешных оков, Господи, и защити от напастей…
Глава 4
На следующее утро два индейца с бритыми головами снова принесли еду, в этот раз лишь жиденькую