сделать это, сообразить не может. Вроде бы и женилка уже подросла, да и сам собой видный, солидный, а все свои мысли по дороге в сортир подрастерял, – явно издевался Пашка. – Ну а ты, Гриня, коли считаешь, что проиграл, гони должок.
– Нет у меня сейчас бабок, – буркнул под нос Шишкин. – Тридцать первого декабря и отдам.
– Ну, как знаешь! Мы не гордые, могём и подождать.
– А на какую сумму спор-то был? – поинтересовался Малышев.
– На тыщу рублей.
– Ого! – Кузя аж присвистнул.
Наблюдательный Интеллигент бережно снял с одной из штанин Гришкиных брюк два прилепившихся к ней репейника.
– Где это ты ошивался со своей шалавой?
– Не твоего ума дело! – огрызнулся Шишкин и тут же добавил: – На лужку, Жорик, на лужку. Устраивает?
– Ну, хватит! – Предваряя назревающий конфликт, Пашка решил поставить точку. – Поехали… Будь здоров, Малыш! Привет родителям! Некогда нам рассиживаться. Сам понимаешь – дела.
Малышев с Шишкиным остались сидеть в одиночестве. На Гришку жалко было смотреть. Он молчал понурый и униженный, «стёртый с лица земли», ожидая, по-видимому, когда дружки его скроются с глаз.
– Пойду-ка, пожалуй, и я, – поднимаясь, со вздохом промолвил он. – Счастливо оставаться.
Кузя заметил ещё один репейник на его штанах.
– Послушай, Шишкин! А это всё правда насчёт книги рекордов Гиннесса?
– Сущая правда. Подпили мы как-то раз слегка и меня словно чёрт за язык потянул…
– Слушай. Не всё ещё потеряно. Можно попытаться кое-что попробовать.
– Всё шутишь.
– Чтоб мне на этом месте провалиться! Мысль одна интересная только что в голову пришла. Хочешь поделюсь?
– Валяй! – неуверенно вымолвил Гришка и недоверчиво покосился на Малышева.
– Тогда слушай…
Минут через десять Кузя остался один.
4. Не дайте пропасть своему таланту!
Не успела ещё скрыться в толпе Гришкина фигура, как набережная пришла в какое-то странное движение. Люди почему-то, сначала медленно, а затем всё быстрее и быстрее, засуетились, устремляясь к ограде и показывая куда-то вниз по течению реки. Кузя вмиг ожил. Кому, как не ему было знать в чём дело. Метрах в трёхстах от набережной, из-за речного поворота, показался дископлан. Летел он, что плыл, низко, на уровне человеческого роста от поверхности воды, издавая громкое, осиное жужжание и быстро приближаясь к месту своего назначения, расположенному напротив набережной, посреди реки. Достигнув его, он застыл на месте и тут же вертикально взмыл вверх, зависнув в воздухе напротив озадаченной и изумлённой публики. Всем своим видом – внушительными размерами, плавными обводами, сияющими и переливающимися серебристой краской в лучах вечернего солнца, дископлан был фантастически красив и на все сто процентов походил на «летающую тарелку».
Музыка, доносившаяся из беседки, как-то сама собой разладилась, а затем и вовсе смолкла. Какой-то мальчуган-шалунишка, резвившийся на узкой галечной полоске между