чем все остальное, во всяком случае, – улыбнулся он.
– У вас тоже много разных приборов, наверное, как у Антона Муромцева. Он ведь даже в Германию ездил учиться, чтобы на них работать.
– Это, наверное, тот самый Антон, про которого столько рассказывают? – профессор наморщил лоб. – Муромцев, Муромцев… какая знакомая фамилия, а не могу вспомнить. Ты не знаешь, часом, где я мог ее слышать, девочка?
– Может быть, вы знали его маму? – подсказала Настя, искренне желая помочь. – Ее звали Людмила. Вы ее не знали?
– Конечно, ты молодец и умница! Конечно же – Людмила Муромцева! Так Антон ее сын? А сама она где же?
– Как, вы не знаете? Она же давно умерла.
– Как умерла? – побледнел профессор. – Как так умерла? Когда?
Он внезапно остановился и, взяв девочку за руку, подвел ее к одному из пустых столиков, хозяева которого где-то самозабвенно плясали.
– Давай, посидим немного, ты мне расскажи про Людмилу. Видишь ли, я давно был с ней знаком и даже не знал, что она умерла, и что Антон – ее сын. Я даже не знал его фамилию, а то бы вспомнил, конечно.
Настя сочувственно смотрела на взрослого человека, которого ее слова так сильно расстроили, и упрекала себя за болтливость. Зачем, ну зачем было рассказывать ему о смерти Людмилы? Говорил же ей Антон, что всегда нужно сначала думать, а потом говорить!
– Я ничего не знаю, – осторожно заметила она, – вы у папы лучше спросите, а я Людмилу не помню – это было, когда я только родилась.
– Так давно? А сколько тебе лет?
– Шесть… скоро будет. Людмила у мамы роды принимала и меня спасла – это у нас все знают.
– Да, а я, видишь, не знал, – профессор неожиданно закашлялся и, вытащив таблетку, положил ее в рот.
– Вы болеете? – испуганно спросила девочка. – Хотите, я папу позову?
– Нет, не надо, сейчас пройдет. А как? То есть, я хотел сказать, от чего она умерла?
– Кажется, она попала под машину, но мне тогда только месяц был, я ничего не помню.
– Понятно. А где ее муж? Я имею в виду отец Антона – он жив?
– Я… я не знаю, – Настя смутилась, потому что она действительно не знала, – наверное, он тоже давно умер – еще раньше. Папа говорил, что после смерти Людмилы Антон остался совсем один. Потом они с Евгением Семеновичем послали его в Германию учиться. Он очень умный, это все говорят. Хотите, я вам что-нибудь принесу попить? Вы очень бледный.
– Нет, спасибо, я посижу, а ты иди, потанцуй, детка, иди.
– Я посижу с вами, ладно? Послушайте, танго играют. Смотрите, смотрите, как хорошо ваша дочка и Антон танцуют!
Она захлопала в ладоши, когда Антон и Катя скользнули мимо них, будто слившись в одно целое под страстные звуки аргентинского танго. Девушка откинула назад голову, глаза ее сверкали, тело пластично изгибалось под музыку, и в ней сейчас не было ничего от того угловатого подростка, которым всегда представлял ее себе Антон.
– Антон, –