говорю!
Я заметил, что все еще держу автомат на изготовку и дуло смотрит прямиком на разводящего. Я тут же закинул оружие за спину.
– Все в порядке? – спросил Агеев. – Какой-то ты странный.
– Я слышал какие-то звуки на территории. Как будто шум воды. А еще… – Я хотел добавить про девушку, но решил промолчать. Тут же обвинят, мол, действовал не по уставу: мало того что не сообщил об этом в караулку, да еще и болтал на посту с посторонними. Однако выражение лица Агеева на мой доклад красноречиво отвечало: «Да, на посту порой еще и не такое мерещится…» Я настаивать не стал.
– Ладно, пойдем, – сказал Агеев.
И смена отправилась дальше вверх по склону к третьему посту.
– Пост сдал, – бросил я по пути.
– Принял! – крикнул нам вдогонку оставшийся у вышки Леха Волков.
Всю дорогу до третьего поста я поглядывал за ограждение, надеясь снова увидеть ту девушку. «Кто она? Откуда? – вертелось в голове. – И что это было за предупреждение?» В полумраке я не смог хорошо разглядеть ее лицо, но фантазия тут же дополнила недостающие прелести, и в мыслях я уже видел богиню. И теперь мне все больше казалось, что она похожа… на Ладу.
– Мужики, я понимаю, караул халявный, но хоть какие-то приличия соблюдать надо, – сказал Витя Агеев, когда мы подошли к вышке третьего поста. – Вот где Рыбалкин, например? По-любому спит где-нибудь в кустах, зараза!
– Он в том окопе, – сказал я, вспомнив, где не так давно видел приятеля.
Рыбалкин действительно оказался там. Он не спал. Он сидел, обхватив колени руками, сжавшись, словно от холода. Бронежилет, автомат, каска и гитара валялись неподалеку.
– Ты, я смотрю, вообще обнаглел, – воскликнул Агеев. – Да еще и броник снял!
Рыбалкин посмотрел на него так, словно увидел впервые. Теперь стало заметно, что часового бьет крупная дрожь, а взгляд его бегает, словно у сумасшедшего.
– Рыбалкин, с тобой все в порядке? Это я – младший сержант Агеев! Ладин! Помнишь такого?
Взгляд Рыбалкина прояснился, он ошарашенно посмотрел по сторонам и, казалось, с трудом понимал происходящее. Наконец он встал, поднял броник и каску. Забросил автомат на плечо.
– Да он обкурился, наверное, – усмехнулся Бабин. Он подошел к Рыбалкину и помахал ладонью у него перед глазами. – Э-э-э, мулик! Очнись!
– И штык не забудь, – сказал я.
Рыбалкин как-то странно взглянул на валяющийся в траве штык-нож, будто что-то припоминая.
– А что, комбат приехал? – растерянно спросил он.
– С чего ты взял? – удивился Агеев.
Рыбалкин пожал плечами и, промямлив: «Пост сдал», поплелся к воротам, даже не вспомнив о том, что в кустах осталась его любимая гитара.
Желтый луч фонарика скользил по тропинке, выхватывая из ночного мрака дрожащую на ветру траву. Погода начала портиться. Всю дорогу до караулки мы шли молча, каждый думал о своем. Складывалось впечатление, будто каждый на посту увидел нечто такое, о чем не хотел говорить. Я же не переставал думать о той незнакомке. Кто она? Интересно, увижу ли