не появлялся. Потом меня познакомили с Михаилом Файнштейном и аппаратчиком группы Маратом Айрапетяном. Мы с Бобом продолжали музыкальные изыскания, и через некоторое время я вдруг, совершенно неожиданно для себя, получил приглашение присоединиться к группе. И хотя я пока мало что понимал в их репертуаре, я сразу же сообщил Быстрову, что выхожу из состава Акварелей.
Глава четвертая
Вечерами мы встречались в «Сайгоне», а потом шли гулять, и Боб посвящал меня во все ритуалы: куда можно идти курить после выпитой чашки кофе – в «пятьдесят третий» или в висячий садик, или куда еще. Я не курил, но мне было чрезвычайно интересно все это изучать. По дороге в «Аббатскую» (кафе на углу Литейного и Некрасова) можно было зайти покурить в «Сен-Жермен» (сад двора на Литейном, 46). А из «Аббатской» наш путь лежал в Замок, а вечером можно было пойти к Киту. Кит, сын режиссера Михаила Ромма, произвел на меня сильнейшее впечатление. У него была совершенно поразительная внешность, орлиный нос и очень красивый голос. Дома у него всегда было полно народу, а иногда устраивались поэтические чтения. Кит был постоянно окружен экзальтированными актрисами. Иногда он пел Окуджаву под гитару. Окуджаву я не любил, но мне всегда было интересно послушать, как Кит рассказывает.
Я продолжал работать и готовиться к экзаменам. Как-то прибежал Боб и сказал, что надо ехать в Таллинн, там на фестивале детских фильмов показывают Субмарину. Но, как на грех, из-за сырой весенней погоды у меня появился ячмень на глазу, который совершенно заплыл, а здоровый глаз настолько слезился, что я вообще ничего не видел. Боб с Маратом, Михаилом и Родионом уехали без меня. Я очень расстроился, мне хотелось постоянно находиться рядом с моими новыми друзьями. Дня через три они вернулись совершенно отъехавшие: каждый день они приходили в пустой кинотеатр, покупали билеты сразу на несколько сеансов, устраивались в первом ряду и смотрели Субмарину до тех пор, пока хватало сил. Я завидовал им черной завистью.
Примерно в это время состоялся концерт Аквариума на Примате, и так получилось, что на концерт группы, которую я уже мог считать своей, мне пришлось лезть через забор в окно: при входе требовали студенческий билет, потому что выступление проходило на вечере факультета. На сцене их было трое: Боб играл на двенадцатиструнной электрической гитаре, Михаил на басу, а на барабанах играл некто Клаус. Он был хорошим барабанщиком, но остальные с ним почему-то совсем не общались. Я был в полном восторге: это был один из интереснейших концертов, которые я видел на тот момент времени, да и, пожалуй, долгое время после. Но после этого гитару у Боба сразу же украли.
В тот же период в кинотеатре «Великан» стали показывать «Зеркало» Тарковского. Мы все посмотрели фильм по нескольку раз, и, хотя никто ничего не понял, все его бурно обсуждали, я же предпочитал помалкивать.