вспомнила, – спохватилась Мария.
-Иосифа, поди? Ну, ну, ваше дело молодое. А ты его любишь?
-Кого? – не поняла Мария, – а-а-а, Иосифа? Не знаю.
-Ну, он хоть красивый, – не отставала Елисавета.
-Не знаю, – опять ответила Мария и стала в уме сравнивать Иоанна с Иосифом. Выходило, что Иосиф просто урод, если его поставить рядом с Иоанном.
Елисавета всё поняла.
– Судьба наша женская такая, – печально вздохнув, сказала она, – я тоже не могла перед замужеством сказать ничего ни о Захарии, ни о любви, ни о красоте. Только теперь, под старость лет я стала понимать, где скрывается наше женское счастье.
-И где же оно скрывается, – поинтересовалась Мария, – расскажи мне, сестрица, может, и я смогу его найти.
– Что же это я ей говорю, – спохватилась Елисавета, – о каком счастье я могу рассказать? Да разве оно у меня было? Разве эти встречи тайком можно назвать счастьем? Если и можно, то это неправильное счастье: оно против Бога, и я своровала его. А разве можно построить счастье на обмане?
-Ой, не знаю, Мария, – ответила Елисавета, – у каждого свой путь к счастью и одной дороги нет. Бог даст – и ты найдёшь свою тропинку. Что-то мы заболтались сегодня, поздно уже, давай спать укладываться, – вдруг свернула она разговор.
В четыре руки они быстро убрали со стола, и Мария отправилась в свой закуток, где, повздыхав немного, затихла.
Елисавета тоже улеглась и стала ждать тихого стука в дверь. Она понимала, что ещё рано, что Иоанн придёт не раньше, чем через час, но всё равно прислушивалась к каждому шороху за дверью.
-Только бы Мария не проснулась, – тревожилась она. – Нет, не проснётся, – тут же успокаивала она себя, – молодая: сон крепкий, гром грянет – не разбудит.
Наконец Елисавета услышала тихий шорох у двери, словно кошка, просящаяся в дом, царапала дверь. Елисавета бесшумно поднялась и, тенью пройдя по комнате, отворила дверь. Показав Иоанну знаком: молчи, она провела его за руку по темноте в свою комнату и они, стараясь не издать ни одного шороха, улеглись.
Елисавета тихо лежала рядом с Иоанном. Она положила голову ему на грудь и Иоанну даже показалось, что она уснула. Обычно, стоило ему только прийти, как Елисавета, словно вихрь, набрасывалась на него: прижималась, целовала, а её язык не успевал за мыслью. Елисавета шептала нежные слова, рассказывала какие-то истории, опять шептала, что он самый-самый. Это был нескончаемый поток слов, прикосновений, поцелуев. Но не сегодня.
-Ты никогда не была такой грустной, – шепнул ей на ухо Иоанн.
– У меня что-то тяжело на сердце, словно перед бедой, – ответила печально Елисавета. – Всё, видимо, оттого, что скоро мы надолго, если не навсегда, расстанемся, и это сжигает меня до кончиков пальцев. Я лежу и вспоминаю каждую проведённую с тобой ночь. Ты можешь мне не поверить, но я помню каждую ночь. За эти последние месяцы я стала совершенно другая и порою даже спрашиваю себя: неужели это я? Неужели это я – та женщина, которая без устали может повторять ранее незнакомое мне слово милый? Неужели это