в Центре.
Она говорила, подергивая веками, руками и плечами.
– Моя внучатая племянница замужем за одним из ее сыновей, – вставил Амос.
– Я писала некрологи в «Пустячке», пока не разыгрался мой артрит, – сказала Гетти. – Я написала некролог, когда умер последний из Клингеншоенов.
– Я читал его, – сказал Квиллер, – это незабываемо.
– Отец не позволил мне уехать в колледж, но я закончил заочные курсы и… – Амос замолчал. – Наши портреты сделали перед пожаром.
– Вам понравилось? – спросил Квиллер. – Фотограф хороший? Как много снимков она сделала?
– Слишком много, – пожаловался старик, – я ужасно устал. Недавно перенес операцию на желчном пузыре. А она все щелк-щелк-щелк. Не так, как в старину. В те дни вы должны были наблюдать за птичкой, пока ваше лицо не омертвеет, а голова фотографа скрывалась под черной шторкой.
– В те времена следовало сказать «плам», прежде чем сделают снимок, – сказала Гетти. – У нас никогда не было фотографов-девушек.
– Она не позволяла мне закурить сигару. Говорила, что это испортит фотографию. Никогда не слышал ничего более глупого.
Квиллер спросил, сколько времени они находились в редакции газеты.
– Сын забрал нас в шесть, – сказал Амос.
– В пять, – поправила его Гетти.
– В шесть, Гетти. Джуниор доставил девушку в аэропорт в половине шестого.
– Не спорьте, мои часы показали пять, и я приняла лекарство.
– Вы забыли их завести и приняли свои пилюли слишком поздно. Вот почему у вас было головокружение.
Квиллер прервал их:
– А пожар случился часа четыре спустя. Есть у вас какие-нибудь соображения о причине пожара?
Старики посмотрели друг на друга и затрясли головами.
– Как долго вы работали в «Пустячке», мистер Кук?
– Я был хорошим печатником уже в десять лет и оставался таковым до тех пор, пока не смог больше работать. – Он похлопал себя по грудной клетке. – Слабое сердце. Но я получил должность главного печатника еще при Титусе. Работали тогда двое-трое мужчин и мальчик-помощник на прессе. У нас уходил целый день, чтобы отпечатать пару тысяч экземпляров. Бумага в те времена стоила пенни, и вы могли работать целый год, купив бумаги на доллар.
Квиллер вспомнил о книге, которую Полли дала ему.
– Не могли бы ваши добрые друзья спуститься вниз и взглянуть на старую фотографию служащих «Пустячка»? Вы, вероятно, узнаете их.
– Мои глаза уже не так хороши, – сказала Гетти. – Катаракта. И я не могу так быстро двигаться с тех пор, как сломала бедро.
Тем не менее Квиллер проводил их в библиотеку, где сделал свою версию «Живописного Пикакса». Он записал разговор на диктофон, а впоследствии Лори Бамба расшифровала запись. (И это она проделала со всеми интервью, взятыми Квиллером.)
Вопрос: Эта фотография