женщина, неподвижная, молчаливая. Она тупо смотрела на просвет окна и думала безотрадную гнетущую думу. В её больших серых глазах светилось настоящее горе. Её что-то мучило, терзало, слёзы катились по её щекам. Около неё стоял мальчуган лет пяти-шести и тянул гнусавым голосом:
– Мама, а мама, дай копейку… Ты сказала, что дашь… А сама не даёшь. Мама, а мама…
Женщина толкнула мальчугана и шлёпнула его по голове.
– Отстанешь ты аль нет? Уйдёшь ты на улицу аль нет?
– Дождь идёт, грязно, – отозвалась с полу девочка постарше. Она держала в руках ребёнка лет трёх и забавляла его какими-то тряпочками и пустыми коробками.
– Не сахарные, не развалитесь… Тут-то ещё хуже, не смотрела бы на вас… Всю душу вымотали… Этот ноет, тот ревёт. Господи, какая мука!
– Под дождём-то худо мокнуть. В угол грязи натащишь и перемениться не во что, – тихо и рассудительно заметила девочка.
– Ох, и надоели же вы мне! Не смотрели бы на вас мои глаза, – отчаянным голосом сказала женщина и упала головой на стол.
Мальчик опять заныл. Он был назойливый и вертлявый.
Мать рассердилась не на шутку и собралась как следует отшлёпать его. Но в это время её привлёк разговор в дверях. Кто-то называл её имя и фамилию, кто-то громко ответил. В темноте подвала нельзя было увидеть и разобрать.
– Прасковья Ивановна у нас есть… А уж фамилию её не знаем. У нас без фамилии живут.
– Замужняя она? Дети есть? – послышался вопрос.
– Вдова она, кажись… Да вон она, у окна. Прасковья Ивановна, вас тут какая-то барышня спрашивает. Да не знаю, вас ли, – сказала старуха-хозяйка, подходя к полной женщине.
В подвал вошла молодая девушка, худенькая, маленького роста, серьёзная. Она была одета в тёмный костюм. На курчавых коротких волосах надета была круглая шапочка с пером. Большие чёрные глаза так и впились в полную женщину. Она смотрела на неё пристально и как будто не узнавала подошедшей, удивлялась, рвалась к ней и недоумевала.
– Ваша фамилия Знаменская, Прасковья Ивановна?
– Да. А вам что-нибудь надо? Насчёт работы? – усталым голосом спросила полная женщина и встала со своего места, прикрикнув на детей.
– Параня, да ты ли это? Разве ты не узнаёшь меня? Ведь я Галя. Помнишь, Параня, милая? Да неужели это ты?
Полная женщина очнулась, но как будто не обрадовалась, а скорее сконфузилась и молчала, не зная, что и сказать.
– Параня, милая, как же ты тут? Отчего ты так живёшь? Где же твой муж? Жив ли?
– Муж у меня умер. Так живём здесь с ребятами.
Хозяйка не приглашала гостью сесть. Она, видимо, была не рада гостье.
Дети подошли к матери и жались, угрюмо посматривая на чужую.
– Это твои дети? Господи, как девочка похожа на тётю. Милая, как тебя зовут? – пришедшая хотела приласкать ребёнка.
Но девочка отвернулась и ничего не ответила. Дети были пугливые и дикие.
– Параня, ты как будто мне не рада. Встретились, как чужие… А я-то из-за тебя сюда и приехала. Едва удалось разыскать. Сколько