что там ещё вовсю процветает бабье лето. С каждым годом всё реже вспоминает он о своей двушке, где собачился с Мирзой. Но иногда воспоминаются захлёстывают его по уши. Первое время Ниджат обычно пытался забыться в пабах, где запивал латентную тоску по матери коньяком или дешёвой водкой.
– Что будем делать с обложкой в этом месяце? Сезон начался. Пора бы определиться с ролями.
– А что тут определяться? Ройс- наша легенда. Нойеру пора на пенсию, а Хаверц – надежда немецкого футбола. Вот тебе и план статей до декабря, – протараторил Ниджат.
– Зря ты так с Нойером, – вздыхает Михаэль, – вратаря лучше и не найти.
Ниджат искривил лицо в брезгливой гримасе.
– Через сезон Нойер не будет первым номером даже у себя в команде, не то, что в чемпионате. Я уже молчу про мировую арену, – в лихорадке сказал Ниджат, – после Леманна в рамке должно было быть стабильное лицо». Вот и напялили на Нойера эту роль. Тот же Тер Штеген сейчас в разы надёжней. И Лено, учитывая, что играет в Англии.
Михаэль, полюбивший Нойера по большей степени за выступления в составе «Шальке-04» притих. С тем, что Марк-Андре сейчас выглядит стабильнее первого номера «Баварии» спорить нельзя. Ниджат всегда умел закончить разговор одной фразой, сшибая собеседника своей уверенностью и некоей долей цинизма. Его нигилизму к начальству и легендам футбола завидовали почти все коллеги. Главный редактор Яспер Фельд уважал Ниджата, пророча ему высокие должности в мире спортивных СМИ. Его умеренное ретроградство в доле с креативом способны творить чудеса, говорил Фельд.
– Насчёт Хаверца я не… – начал было Михаэль, но Ниджат прервал его жестом руки. Позвонили.
– Слушаю. Да, Карл. Во сколько? – говорит Ниджат, прикусив сигарету в уголке рта. Он смотрит на часы, – конечно смогу. Отлично. До вечера.
– Что хочет Карл? – любопытствует Михаэль.
– Есть неплохая съёмка на вечер.
– И ты как всегда в деле, – вопросительно спросил коллега.
– В Германии я говорю «да» любым способам засветить мордой и заработать. Я же иммигрант. По-другому я тут не могу.
– Смотришь на страну проживания как на огромное вымя, которое нужно доить при первой же возможности. Неблагодарно, знаешь ли! И даже глупо! – с некоей доли обиды и зависти заявляет Михаэль.
– Да брось, – усмехается Ниджат, – я каждый день готов к тому, что выйдет какой-то закон об иностранцах, после которого нам здесь придётся туго. Шестой год как мне чуждо понятие «почва под ногами». Привык.
– Скользкий ты тип, Мустафаев! Но, чёрт возьми, практичный! – смеётся Михаэль, похлопывая собеседника по спине.
– Практичность и цинизм правят миром, mein Freund, – сухо отвечает Ниджат, по-товарищески взяв Михаэля за шею.
Верил ли он в сказанное? Действительно ли он циничен, или это лишь хитиновый покров для выживания в чужой стране? Ниджат и сам не знает.
В начале седьмого вечера Ниджат голый по пояс сидел на кожаном кресле в арендованной фотостудии на северо-западе города. Через несколько минут Карл