волосы расчесал на прямой пробор, заправил за уши. Выданное вместо старого ватника и заношенных брюк чистые вещи приятно пахли лавандой и апельсиновыми корками. В самый раз ему одежда купеческая – косоворотка с галифе, да теплый пиджак. Сапоги хромовые уважительно поскрипывают.
– Никто не видел, как Егор в дом входил, и в доме его никто не видел, кроме Липы, – голос Карла Натановича звучал тихо, как-то по-домашнему.
– Все так! – пробасил из угла Егор. – Эх, не надо было тыркаться к ней, одеялом укрывать! Кто ж знал, что у барышни сон чуткий… как лучше хотел… ан нет, поскакала подглядывать, топотала как корова – вмиг учуял.
– Что ж следом не пошел? – бросила через плечо Липа, обиженно скривив губы. – Медведь неотесанный.
– Разговор не закончил, а опосля состорожничал – вдруг городовых вызовешь, ну и драпанул в лавку… кто ж знал, что баронессу грохнут.
– Ох, Егорша, да никто ее не грохал – закупорка сосудов случилась, тромб оторвался, – вздохнул доктор, быстро глянул на Алимпию. – Верно, говорю, душа моя?
Липа лишь кивнула в ответ, наблюдая за шаловливым сыном.
– Вот ведь девка! – восхитился Карл Натанович, – глазищами хлоп-хлоп, алый ротик наивно приоткрыла, и околоточные глупцы ей уж тайну следственную излагают!
– А с молодым бароном что? – буркнул Егор. – Тоже – тогось?
– Слава, господи, живехонек, сердечный, – вздохнул доктор. – Только в голове помутилось со страху, заговариваться стал. Про желтое яйцо всё твердил, что медведь забрал: "А гризли тот огромный, как скала, очи горят диким адским пламенем, да космы седые по ветру развеваются" – ничего я не напутал, племяшка?
– Нет, ничего. Всю дорогу так и бормотал, пока рубаху смирительную одевали, да в "красный крест" усаживали. А не пора ли нам на горшок? – встрепенулась вдруг Алимпия, подхватывая сына на руки. Пощупала абсолютно сухие штанишки, на всякий случай втянула носом воздух. – Верно, показалось, да и большой ты уже мальчик, чтобы в штанишки дудонить, – нежно обтерла платочком слюнявый ротик сына, поцеловала в пухлую щечку, крепко прижала к себе. Горестный детский всхлип прорвался сквозь материнскую заботу. Похоже, слегка затискала, а сынок этого не любит! Схватив со спинки дивана игрушку, Алимпия быстро сунула зайца в сжатые кулачки мальчика. Уткнувшись носопыркой в розовые ушки, малыш тихонько захихикал.
– Андрей, а снеси-ка его Катерине, пусть покормит! Видишь, капризничать начинает! А сам пригляди, чтоб фартучек повязала, кабы не срыгнул на новый костюмчик! Да зайца здесь брось – поди, в лес не убежит!
Подхватив сына под пухлую попку, Мякишев послушно вышел, аккуратно притворив за собой тяжелую дверь.
Тут же, подлетев к столу, Алимпия быстро зашептала, обдавая дядюшкин нос теплым дыханием:
– Дядечка! Не хочу, чтоб Андрей знал тайны наши семейные!
– Твоя воля, девонька, – отодвинулся от ее сверкающих глаз доктор, откинулся на спинку кресла. – Но коли супруг он тебе, может