использует Христину – душу наивную и бесхитростную…
– Чего так? – изумился Егор. – Что значит "использует"?
– Вот так клюква! – изумился доктор, поправляя пенсне. – Выходит, не читал ты отцово дело?! Не читал…
– Ну не все, так… не успел просто…
– В деле есть показания твоей матери, Кристины Рюриковны Кравцовой. Она признается, что пару раз подсыпала в горячие блюда хозяину "приправу всездравия", которую передавала ей баронесса для укрепления пошатнувшегося здоровья Аркадия, упомянув мимоходом, что семена клещевины очень благотворно действуют на организм, но я…
– Нет! Врешь, лысая скотина! – вдруг взревел диким зверем Кравцов. Схватив доктора за атласные лацканы домашнего халата, потянул на себя. Маленькое тельце Марка Натановича, вырванное из уютного кресла, распласталось на зеленой столешнице. Больно сшиб носом на пол граненую чернильницу, следом полетело пенсне.
– Эй, медведь неотесанный! – заорала Липа, подлетая к Егору. – Охолонись!
Замахнувшись, ударила Большой медицинской энциклопедией по светлым вихрам юноши.
– Уф-ф! – схватился за голову кузнецкий сын, выпуская несчастного эскулапа. Помотав головой, сел на диван:
– Тяжелая рука у тебя, барышня, как я погляжу…
– Дурачина ты, Егорша! – только и смог вымолвить доктор, потирая ушибленный нос. – Липушка, ты уж не серчай на дурня безграмотного – другими принципами, видать, живет.
– Чем?! – вскинулся было Егор, но передумал. Поднял с пола чернильницу, благо, что крышка завинчена была, повертел в руках, поставил на место.
– Ваша – правда! Грамоту плохо знаю, – глянул в подслеповатые глаза доктора, протянул пенсне. – Дайте-ка бумагу поглядеть!
– Я, пока ты принимал ванны, позволил себе убрать бумаги в надежный ящик. Ежели надобность появится, забирай – не спрашивай!
Скрипнув дверцей выдвижного ящика, Карл Натанович извлек из недр стола дело, положил перед юношей. Раскрыв на нужной странице, ткнул в документ толстым пальцем:
– Вот она, Егорша! Читай сам, как можешь, хоть по слогам.
Егор читал долго, тихо шевеля губами, проговаривая вслух каждую букву, каждое слово. До конца дочитывать не стал, отдал бумагу доктору. Ничего не видящими глазами уставился на Липу.
– Нет, не принудили ее – сама писала, добровольно, в тот самый час, после похорон отца… я-то думал, что она меня ненавидит за калеченую жизнь, что не успел тогда добежать до отца, спотыкнулся о псину, а оно вона как… Себя она ненавидела, что могилы всем вырыла собственными руками… эх, мать! Твою ж мать!
Тихий утробный стон вырвался из его горла, ушел в пол. Егор замер, лишь могучая грудь тяжело вздымалась прерывистым дыханием.
– Егорша, дружок, – робко позвал доктор. – Ты не дослушал…
Тот не отозвался. Все также опущена голова, все также вздымается грудь.
– К своему стыду должен признаться, что эту самую приправку Людвига взяла у меня…
– Дядя! –