в кармане её пижамы всегда лежала плоская коробочка с гигиенической помадой. Она осторожно смазала ему губы; сейчас такие шершавые, ободранные.
«Милый мой,» промелькнуло у неё в душе. «Мой сломанный плюшевый мишка…»
Он открыл глаза на секунду. Не такие сочно-синие, как были когда-то у Джерри. Голубовато-серые, словно тающий тонкий лёд.
– Люси… – она скорее догадалась, чем услышала. – Люси Гонзалес…
Он снова лежал, словно мёртвый, и Франсин охватил чисто животный ужас.
– Глеб…
Он снова взглянул на неё, уже осознано.
– Пришла полюбоваться, как меня здесь корёжит?
Прокладка мешала ему говорить, но это всё равно прозвучало со злобой.
– Хами, сколько хочешь, – Она ухмыльнулась, снова погладив его волосы. Он дёрнул головой.
Она тихонько засмеялась.
– Ты же знаешь, я извращенка! А почему, действительно, мы не играли, привязывая тебя? Классика! Хочешь, дома так попробуем?
Он смотрел на неё совершенно потрясённо. – Пута…
– Ага, – Она протёрла его лицо влажной салфеткой. Поцеловала. – Обработать тебе остальные места?
– Тут же камеры, – хмыкнул он. – Впрочем, тебе тебе не привыкать, а Глеба Орлова несколько раз приглашали сниматься в ``эдаких`` фильмах, да он отказывался.
Она не успела заблокироваться и он хихикнул, прочитав её мысли. – Cy*a ты. И вовсе не из-за размеров. Можно бы и так снимать, что не заметно. Всё равно деревенское воспитание сказывалось.
– А у Олега Петровича запои бывали?
– В том-то и дело, что нет, – грустно уточнил Глеб. – Историю родителей-то я проверил, а вот, что отец Валентины Макаровны был алкоголик – узнал слишком поздно.
– А нечего тела чужие воровать! – Она тихонько хлопнула его по лбу.
– Девочка, кто бы говорил! – Он подмигнул. – С четырнадцати лет, кто балдеет, ``ножками дрыгая``? Наслаждаться сексом можно только в физическом теле.
– А страдать?
– В любой форме, пока работает сознание, – объяснил он уже совершенно серьёзно.
– А душевные наслаждения? – Она старалась понять. – Ну, ладно, когда мы сидели, глядя на пламя в камине – ``память предков``, когда мужчина возвращался домой. А… Я помню выражение твоего лица, когда я спела там, в лесу. Ты подошёл… Ты ТАК смотрел! Мне кажется за ТОТ взгляд я тебе могу простить все твои ``выбрыки``! Я поняла тебя. У тебя слишком ранимая, чувственная душа. А тебе приходится ``крутого`` разыгрывать. Не надо со МНОЙ.
– Что, слабаки нравятся? – Он недоверчиво хмыкнул. – Жалеть приятно?
А она склонилась к нему и снова запела «Santa Lucia».
Легким зефиром мы в даль понесемся
И над водою, как чайки взовьемся.
Ах, не теряйте минуты златые…
Санта Лючия, Сантаааа Лючия!
Он лежал, закрыв глаза, и Франсин сняла его слёзы не салфеткой, а губами.
– Вы что же тут делаете? – Услышали супруги.
– Я его жена! – Франсин развернулась, смело