о реке, он помрачнел, ибо по ту сторону реки находились степняки – истинные хозяева южных земель Соутланда. Мотнув головой, словно отгоняя неприятные мысли, Калум подстегнул коня и понесся к таверне «Два пескаря», до которой оставалось не больше полумили. Правда, уже вскоре он услышал крики, донесшиеся со стороны пшеничного поля.
– Отец! Отец! Отец!.. – кричал мальчишка лет семи-восьми, бегая вокруг крестьянина, вооруженного палкой.
– Получай гад! Получай! А вот тебя! Вот тебя!.. – дико орал крестьянин, нанося удары по земле, отскакивая и снова бросаясь на землю.
– Отец – сзади!
– Ах-х-х же ты дрянь эдакая, – со злостью протянул крестьянин, обернувшись и нанеся несколько ударов по земле.
Завидев столь странную картину, Калум не удержался и съехал с тракта.
– О, Боги! – вскричал крестьянин, замахав руками на Калума. – Ни шагу вперед! Они… они повсюду.
– Эй, дурак, кто они!? – крикнул Калум в ответ, остановив коня.
– Они, – выдохнул крестьянин и уперся руками в колени.
Его дыхание было частым, с присвистом, будто он преодолел не близкий путь. Как Калум не старался, он не мог разглядеть на его теле ни единой царапины, хотя его рубаха была в крови.
– Эй, малой, может, ты скажешь!? – обратился Калум к крестьянскому сыну.
– Змеи, господин, – прошептал мальчик, исходя мелкой дрожью. – Они… они повсюду.
В последнее время Калум не раз слышал, что поля к югу от Миддланда заполонили змеи. Вести о том, что от змеиных укусов гибли десятки, а то и сотни крестьян, были столь неутешительные, что мало кто отваживался выходить за пределы Миддланда, если на то не было особой нужды. Одну из таких историй он услышал от Клодии, понесшей тяжелую утрату. Как не силился, Калум не мог понять, зачем она рассказала ему про гибель отца. Помнил только, как получая очередной приказ королевы, он впервые увидел Клодию, чей смущенный взгляд оказался красноречивее всяких слов. Про себя же он отметил, что служанка весьма недурна собой.
– Змеи? – улыбнулся Калум и подстегнул коня. – Не змей надо бояться…
Не договорив, он резко остановил коня, узрев настоящее побоище. Посередине истоптанного куска поля стоял крестьянин, вокруг которого лежала груда змеиных тел. В сторонке, в десяти-двенадцати шагах от места побоища виднелась узкая борозда, исчезающая в высокой пшенице.
– Господин, ступайте куда ехали, а мне не мешайте.
Всучив палку сыну, крестьянин выпрямился, посмотрел на него недобрым взглядом, подобрал мотыгу и прошел к борозде, продолжив ранее начатое дело.
– А ты дерзок, крестьянин.
– Если хотите наказать – наказывайте. Если хотите убить – убивайте… все равно мы не жильцы.
Сплюнув, Калум направил коня к крестьянину, мимоходом бросив взгляд на крестьянского сына.
– А сына, стало быть, сиротой оставишь?
Отставив мотыгу, крестьянин выпрямился и посмотрел на Калума взглядом, полным горечи.
– Если вам не все равно, угодно ли господину проявить милосердие к моему сыну?
– О