на руки племянников, которым привез кулечек ирисок, он вперился взглядом в сестру.
– Ты о чем, Эль? Какая новость?
– Простая. Папа решил восстановить свою фамилию. Дедушкину. Арсеничев. Подал заявление. Бабушки это знают. Они тебе не говорили ничего?
– Не-а. Ничего. И что теперь будет?
– Ничего особенного, кроме строки в автобиографии. Мало того, что он был в оккупации какое-то время, он теперь ещё и сыном священника станет. А ты внуком священника. А я – внучкой. Ты говорил, что ты заполнял подробную анкету?
– Да. Заполнял. Аж четыре страницы мелким шрифтом.
– Теперь будешь переделывать. И не факт, что возьмут. Понимаешь?
– Да ладно. Брось. Я-то причем?
– А это никого не интересует, что ты ни при чём. Кстати, ты же в храме прислуживал дедушке?
– Ну. Так я же маленький ещё был?
– Смешной ты, Ларька. Есть факт. Есть свидетели. Тебе мало?
– И что? Теперь я на всю жизнь прокаженный? – Ларик не находил слов от возмущения. – Я же и пионером был, и комсомольцем.
– Если бы тогда кто-нибудь удосужился проверить твоё времяпрепровождение на каникулах у деда, – не был бы ты ни пионером, ни комсомольцем. Понятно? И в армии ты бы не на крейсере военном служил, а в стройбате. Вот так. Это мне Коля сказал. Его в отдел кадров и в партком уже вызывали. Я, конечно, не знаю, какое это отношение имеет к Коле, но он мне только печально улыбнулся. Идет новая компания против «опиума для народа.» Понимаешь? Мы попали под раздачу. Просто тупо попали и всё. Машина крутит, механически всё пережевывая, ей всё равно. Это машина. Но ты сходи, конечно. Тебе на сегодня назначили?
– Да. Через три часа надо быть там. У меня брюки сохнут. Вчера в речку свалился одетым.
– Как это? Свалился?
– Да так. Случайно с ребятами встретился, ну и выпили за встречу. Вот и свалился. Случайно.
– Возьми Колины штаны. У него от выходного костюма брюки вторые есть.
– Давай. Чо-то ты меня озадачила, Элька.
– На, возьми, – Эля подала брату брюки мужа. Но, как и следовало ожидать, они были ему слишком коротки.
– Ладно, если что, буду девчонок шокировать своей форменкой. Головы отворачивают, когда видят. Чувствую себя, как на сцене.
– Давай. Чувствуй. Позвони мне, пожалуйста, а лучше приедь ещё.
– Ладно. Но, по-моему, ты нагнетаешь, – Ларик чмокнул сестру в щёку и умчался.
О бельевых прищепках в принципе Ларик знал, и о ветре тоже подозревал, но то, что его штаны сдует с балкона в неизвестном направлении, для него было полной неожиданностью. Полчаса ушло на поиски злополучных брюк, их сдуло к самому фундаменту дома и прямо под водосточную трубу. И то, что в этой трубе была какая-то вода в такую сушь, тоже было полной неожиданностью. Про росу он тоже забыл. Накапало немного. Только на одну половину штанов.
Утюг разогревался медленно. Это был подарок родителям на свадьбу – шикарный по тем временам электрический утюг на пружинной проволочной подставке. Ему было «в обед сто лет», но его не меняли, как неломающуюся реликвию с несомненным знаком качества, хотя