та убогая карета, в которой они прибыли сюда – Давин уступил ей свой лучший экипаж. Он был заметно удобнее и представительней.
Во дворе кроме отъезжавших были и сам Давин, и Кара, и Увилл. Последний пусть и кривовато, но улыбался матери. Он держался чуть в стороне, даже не пытаясь провести последние мгновения в объятиях Лауры. Всем своим видом он старался показать, сколь мало его огорчает отъезд мамы, пусть и получалось у него пока плоховато. И всё же Давин гордился мальчиком – ни одной слезинки не выкатилось из-под его век, а улыбка, хотя и какая-то судорожная, ни на секунду не покидала его лица.
– Ты хоть поцелуешь маму на прощание? – шутливый тон Лауры не слишком-то вязался с бледным и печальным лицом.
Неловко кивнув, мальчик быстрым шагом подошёл к маме, обнял её и, буквально клюнув в щёку, тут же стремительно отошёл. Давин заметил блеснувшую слезу, но Увилл, вновь отбежав на безопасное расстояние, смотрел куда угодно, но только не на садящуюся в карету мать. Он поклялся, что Лаура не увидит его слёз, – осенило Давина. И теперь он делает всё возможное, чтобы сдержать клятву.
И лишь когда карета, вздымая пыль, помчалась вон из замка, Давин подошёл к мальчику и, обняв его за плечи, тихонько сказал:
– Теперь уже можно.
Уткнувшись лицом в потёртую кожаную куртку названного отца, Увилл зарыдал.
Глава 4. Наследник
С появлением Увилла замок Олтендейлов зажил новой жизнью. Он уже много-много лет не слыхал детских голосов – с тех самых пор, как сам Давин и две его сестры были детьми. И теперь он словно проснулся. Даже лица слуг, казалось, лучились каким-то теплом. Что уж говорить о хозяевах – для них наступили благословенные времена.
Первые дни Увилл, естественно, заметно грустил, хотя изо всех сил старался не показывать этого. Но грусть прошла – мальчик истосковался по отцу, и теперь с радостью нашёл его в Давине. Кара, хотя и не могла заменить ему мать, окружила его истинно материнской заботой и любовью. Она и не претендовала на то, чтобы он считал её мамой, но её собственные нерастраченные материнские инстинкты превращали её в настоящую наседку.
Давин тоже целиком погрузился в заботы о мальчике. Особенно поначалу, когда Увилл тосковал по матери, он старался постоянно искать для него интересные занятия. Они много гуляли в окрестностях Танна – городишко стоял неподалёку от границы Симмерских болот, и местность здесь отличалась от лесистых окрестностей Колиона. Тут хватало и лесов, и рощ, но было много лугов, которые убегали к влажным редколесьям преддверий болот.
В этих пейзажах порою было что-то пугающее – особенно в сумерках, когда иные чахловатые отдельно стоящие деревца превращались в ночных духов и чудовищ, а со стороны болот доносились таинственные и жутковатые звуки. А ещё под вечер или утром землю часто накрывали густые туманы, превращавшие мир в настоящее царство зыбких теней.
Увиллу очень нравились эти места. Он говорил, что тут гораздо интереснее, чем жить среди мрачного леса. Несмотря на юный возраст, он уже хорошо держался