доктор Говард Дэрфи находился в операционной номер четыре; интерны поднялись на лифте в хирургический блок. Там они надели халаты, шапочки, а потом и маски; Билл заметил, как у него участилось дыхание.
Он увидел ЕЕ прежде, чем успел заметить что-либо еще, не считая, разумеется, багрового пятна, нарушавшего белизну помещения. Все взгляды на миг стрельнули в сторону двух интернов, появившихся на галерее, и Билл узнал ЕЕ глаза – почти черные на фоне белоснежных шапочки и маски. Она сидела у наркозного аппарата, возле невидимой головы пациента. В тесной операционной смотровая галерея была поднята на метр с лишним от пола, так что глаза интернов, вперившихся, как в лобовое стекло, в стеклянную перегородку, оказались в двух ярдах от сноровистых рук хирурга.
– Аккуратный аппендикс, ни одного лишнего разреза, – пробормотал Джордж. – Этот субъект завтра будет в лакросс играть.
Его услышал взявшийся за кетгут доктор Дэрфи.
– Этот – не будет, – возразил он. – Слишком много спаек.
Руки его, пробующие кетгут, были надежными и уверенными – изящные, как у музыканта, и в то же время жесткие, как у бейсбольного питчера. Биллу пришло в голову, что непосвященный ужаснулся бы хрупкости и уязвимости человеческого тела, но сколь же защищенным оказалось оно в этих сильных руках, в этой обстановке, над которой было не властно даже время. Время ожидало снаружи; оно оставило надежду войти в эти врата.
А врата сознания пациента охраняла Тэя Синглтон; одна ее рука контролировала пульс, другая регулировала колесики наркозного аппарата, как регистры беззвучного оргáна. Рядом находились другие члены операционной бригады – хирург-ассистент, медсестра, подающая инструменты, санитарка, курсирующая между операционным столом и стеллажом с хирургическими материалами, – но Билла захватила та деликатная близость, что связывала Говарда Дэрфи и Тэю Синглтон; на него нахлынула жгучая ревность к этой маске и блистательным, подвижным рукам.
– Я пошел, – бросил он Джорджу.
В тот день он увиделся с ней еще раз, и опять это произошло в вестибюле, под сенью гигантского мраморного Христа. Успев переодеться в уличный костюм, она выглядела стильной, посвежевшей, мучительно волнующей.
– Как же, как же, вы тот самый молодой человек, с которым мы встретились в день студенческого капустника в «Кокцидиане». Значит, теперь вы интерн. Не вы ли с утра заходили в четвертую операционную?
– Да, я. Как прошла операция?
– Прекрасно. Оперировал ведь не кто-нибудь, а доктор Дэрфи.
– Да-да, – со значением подтвердил он. – Мне известно, что это был доктор Дэрфи.
В последующие две недели он сталкивался с ней – когда случайно, когда преднамеренно – еще раз пять-шесть и наконец решил, что уже можно пригласить ее на свидание.
– Что ж, я не против. – Казалось, она немного удивлена. – Дайте подумать. Может быть, на следующей неделе – во вторник, в среду?
– А если прямо сегодня?
– Ой, нет, сегодня не смогу.
Он заехал за ней во вторник (она снимала квартирку вместе