сели, Гриша заказал небольшой обед. В будний день людей было немного. Конкурентики KFC и Burger King были настолько непроходными, что по их скучающим кассирам можно было изучать стоячую камасутру.
– Чего смотришь? – спросил Гриша.
– Ничего. Просто ленту.
– Что насчёт официанта?
– Я передумала. Не для меня.
– Куда тогда?
– Не знаю. Мама сказала, пока поможет. Хочу попробовать моделью.
– Не ковыряйся в носу… – сказал Гриша.
– Ой, прямо ковыряюсь.
Катя себя очень любила. Чтобы в наше время зарабатывать моделью, хотеть мало. Для начала бы оплатить брошенный абонемент, перестать с холодильником по вечерам…
– А у Юли интересовалась? – спросил Гриша. – Может, нужны мастера…
– Неее.
– Не хочешь делать маникюр?
– Фу.
Катя хотела выпить, но Грише позвонили с тем, что на следующий день он выходит на работу в счёт праздников. У Гриши было чувство, что Катя обиделась. Они заехали ещё в пару мест. Нужно было купить продуктов, стиральный порошок… Затем направились к нему домой. Катя сготовила и села с Гришей за стол, снова впилась в телефон.
– Сыр невкусный. – сказал Гриша. – Хорошо, что по акции брали.
– В следующий раз в ресторане поешь.
– Я ничего не говорю…
Лет пять назад, до потери руки Гриша занимался вольной борьбой и однажды занял третье место в областных соревнованиях. У него были увлечения, друзья и свой взгляд на мир. Года три как он переехал в подмосковье. Теперь было иначе. Порой он садился пить любимый чай, катал в тишине ложку и не узнавал себя. Как летят годы. Он не заметил, что стал себе на уме, замкнут. Хорошее случалось – самое многое – раз в месяц, по сочетанию погоды, зарплаты, и когда с Катей было хорошо. Эти проблески только его унижали. В такие дни он чувствовал себя человеком, а потом просыпался чем-то другим. Снова работа, снова Багировские опротивевшие пейзажи, некрасивые лица.
В последнее время с Катей становилось хуже. От неуверенности он стал её ревновать. И понимал, что глупо ревнует, но был бессилен; его характер подгнил, во всём он видел повод. Страх, что Катя найдёт кого-нибудь лучше, впервые обуял Гришу месяца три назад. Это была ещё не ревность. Даже в самые теплые минуты он что-то чувствовал, не уловимое ни взглядом ни слухом, обоняемое только сердцем… Со временем Гриша накопил уверение, что ему есть о чём беспокоиться. И как бы он себя ни разубеждал, как ни искал доказательств покоя, не мог придти ни к чему твёрдо, каждый раз соскальзывал на том, что попросту себе врёт.
Теперь же его вовсе размыло, и он стал бездумно ревновать. Ссоры между ними участились и происходили по любой искре. Иногда они не виделись неделю, однажды две. Гриша всегда жалел, но знал что попросит прощения и будет снова таков. Он видел, что Катя устала. Уже хочет, но не может сделать последний шаг. Он был уверен –