и Катехизис — священное слово Божие, а не сказка и не какая-нибудь древняя эстонская побасенка, которая есть не что иное, как богохульство, — поучал господин Вихалепп. — А священное слово Божие настолько священно, что нам, грешным, не подобало бы и произносить-то его своими нечестивыми устами, но коль скоро мы произносим его ради спасения души, то должны при этом молитвенно складывать руки и говорить тихо и смиренно, как и подобает людям, сознающим свою вину и возносящим молитву. Посему не так, а вот как...
И господин Вихалепп показывал, как надлежит человеку произносить слово Божие нечестивыми устами.
Несколько иное толкование священного слова Божьего получал Индрек за утренней молитвой, на которую все перед началом занятий собирались в столовой; чтобы освободить место, столы и скамейки сдвигались на это время в угол.
Молитву читал сам господин Маурус, к тому же по такой древней и почтенной немецкой книге, что Либле называл ее «молитвенной капустой». Читая, господин Маурус опускал очки на самый кончик носа. Уже на другой день Индрек понял, почему директор, читая молитву, сдвигает очки на столь неподобающее место. Индрек понял это, увидев, как господин Маурус вдруг прервал молитву, швырнул книгу на подоконник, точно разъяренный бык, ринулся в толпу учеников и схватил за шиворот Либле, который, присев с другим парнем на корточки, занимался коммерческими делами. Господин Маурус подтащил парней к окну и отодрал обоих за уши.
— Прохвост этакий, — накинулся он на Либле, — он мне всех мальчиков перепортит, погубит всю мою школу. А у самого волосы так коротко острижены, что и не ухватишь. Ну что делать господину Маурусу с этаким плешивым? Почему у тебя волосы такие короткие, что господину Маурусу и ухватиться не за что? Отвечай!
— Господин Маурус, это вы сами велели покороче остричься, — захныкал парень.
— Так коротко я не велел, — ответил директор. — Нужно так стричься, чтобы было за что ухватить, иначе как мне с тобой справиться. В следующий раз помни: не так коротко. А теперь будешь стоять здесь, рядом со мной, чтобы не смел больше портить моих мальчиков.
Господин Маурус снова взял молитвенник и начал читать, однако глаза его почти беспрерывно следили поверх очков за учениками, лишь изредка опускаясь на книгу. Индрек даже усомнился, читает ли вообще директор то, что написано в книге; может быть, с годами весь ее текст врезался ему в память.
Затем директор сделал ученикам внушение по-русски:
— Господин Маурус говорит: во время молитвы нельзя играть, нельзя шалить, а что делают Либле и тот, другой? Они считают деньги. Понимаете? Они считают деньги, точно фарисеи. Господин Маурус молится, а они деньги считают. Где твои деньги, прохвост? — обратился он к Либле, полагая, что тот стоит рядом, однако парень успел уже удрать. — Где Либле? — крикнул директор. — Либле, сюда!
Когда тот выступил вперед, господин Маурус накинулся на него:
— Прохвост, ты где? Где твои деньги?
Паренек протянул директору несколько медяков.
—