пожилая женщина придет и сделает это за меня. О, Пётр и Павел, у меня совершенно нет сил ее отогнать. Все предыдущие попытки от нее избавиться сделали только хуже.
– Ну, вот смотри, другие заключенные убираются, постоянно моют, следят, чтобы постельное белье было свежим, почему же ты такая свинья? – Она смотрит в мое лицо, но видит ли? – Я никогда плохого людям не советовала. Доктора тебе надо позвать…
Я решил, что если она еще хоть раз ко мне заявится, я сбегу и никогда больше не вернусь.
Валентина действительно пришла вечером. Я снова заблокировал решетку, и снова она гремела и орала, чтобы я открыл. Я залез под одеяло и заткнул уши. Почему она так громко стучит в дверь, почему? Она же знает, что я ее вижу, зачем она так грохочет? Я ее боюсь, я, правда, боюсь. Пётр и Павел… меня осталось так мало…
Недавно я расколол зеркало. Оно тяжело выехало из моих рук и всем весом разорвалось об бетонный пол на сотню мелких «я». Они переливались под ногами и растерянно на меня глядели. Что ты наделал? Я смотрел вниз и думал, что если кто-то один за много-за много лет случайно научится любить, он неминуемо полезет на чердак приколачивать дверцу и провалится сквозь стропила. Или будет стоять напротив закрытого магазина, и смотреть, как машины летят по широкому городскому проспекту. И так он одинок в своей любви – машины летят, а он стоит и смотрит, как маленькая собачонка, некуда ему идти и некому сказать слово.
Как же много в мире заблуждений… Это, наверно, вообще самая живучая форма организмов. Они постоянно делятся и умножаются. Они бессмертны. Графики заблуждений похожи на биржевые графики. Миллионы прогнозистов по всему миру пытаются угадать, насколько сильно мы будем заблуждаться завтра.
Когда появился на свет Иисус, называемый Христом, прогнозисты даже не обратили на него внимания, они были убеждены, что не пройдет и сотни лет, как его котировки опустятся до нуля. Новые ценности укатают трендовую кривую, а может и само мессианство.
Так нет же – проходит тысяча лет, уже никто из биржевых спекулянтов не помнит, где стоял Константинополь, а Христа до сих пор покупают. Проходит еще тысяча, возникает интернет, рождаются совсем другие люди с новыми мыслями и интересами, они открывают браузер, а там – он, молодой и суровый.
Но проблема даже не в этом. Нам кажется, что заблуждения, хотя бы поверхностные, можно убить в нас без боли. Ничего подобного! Если в человеке и можно что-то убить без боли, так это любовь к ближнему.
Есть такое слово странное – «бытие» – выронишь однажды из рук обыкновенное зеркало и не слышно звона осколков, ничто острое не падает на ноги, и всю жизнь оно летит, а ты бесконечно ждешь и прислушиваешься…
Особенно тяжело ждать в вытянутой кофте Марка и глядеть на часы Луки, идущие назад.
Так хочется кого-то позвать, но тут только я один, нет даже Петра и абсолютно тихо. А за спиной, как и раньше, – железные нары, стеллаж, табуретка.