нерешительности останавливаюсь в дверях.
– Я могу вам помочь? – спрашивает продавец.
– Мне нужен только хлеб, – бормочу я и, медленно подойдя к полкам, стоящим у стены, протягиваю руку к ближайшей буханке, темной и сдобренной семенами тмина, чтобы больше не пришлось ничего говорить. Но выбор скуден, хлеба мало, и, одновременно со мной до буханки дотрагивается немолодой мужчина, один из двух покупателей, которые сейчас находятся в булочной.
– Простите, – говорю я. – Возьмите, ведь вы пришли сюда первым.
Он отдергивает руку и делает мне знак взять хлеб в то самое время, когда я предлагаю взять буханку ему самому. И я не знаю, в чем тут дело – в любезности, или же он не хочет брать этот хлеб, поскольку до него дотронулась я. Представляю, на что я сейчас похожа – поношенное, вытертое платье, неровная походка, нездоровая худоба.
Я чувствую, как у меня вспыхивает лицо. Может быть, мне лучше просто уйти, найти другую булочную или же сказать Диме, что все они были закрыты.
– Зофья?
Кто-то кладет ладонь на мое предплечье, и я испуганно вскрикиваю.
– Не пугайся, – говорит успокаивающий голос, и я оборачиваюсь. Женщина, стоящая передо мной, на несколько лет старше меня. Она стала бледнее, чем была когда-то, и у нее покраснел один глаз. Но голос у нее прежний, глубокий, грудной, я всегда им восхищалась, а на щеках проступают следы ямочек, хотя теперь на ее лице слишком мало жира, чтобы они были видны по-настоящему.
– Гося?
Прежде чем я успеваю что-то добавить, лучшая подруга тети Майи роняет сумку на пол и обнимает меня.
Я обнимаю ее в ответ и смеюсь, смеюсь не только от радости, но и от облегчения.
– Поверить не могу, что это ты, – говорит Гося, а я глажу ее по волосам и тоже с трудом верю собственным глазам.
– Я тоже никак не могу поверить, что это и правда ты!
Продавец, стоящий за прилавком, вдруг проявляет интерес.
– Вы мешаете работе магазина, – говорит он.
– Мы же единственные покупательницы, – протестует Гося. Она права – магазин опустел. Видимо, немолодой мужчина незаметно ушел.
– Здесь у нас коммерческое предприятие, а не место для проведения вечеринок.
Гося вздыхает.
– Мы уйдем.
– Я еще не купила хлеба, – возражаю я, но Гося качает головой и сжимает мое предплечье. Выйдя из булочной, она достает из сетки свой собственный батон, разламывает его пополам и протягивает мне половину.
– Расскажи мне все с самого начала, – говорит она. – Почему я не видела тебя раньше? Ты что, только что вернулась?
– Да, сегодня утром.
– Где ты была?
– Сначала в Биркенау, а в конце меня перевели в Гросс-Розен. – Когда я произношу эти названия, она вздрагивает – ей известно, что они значат. – А где была ты?
Гося краснеет и опускает глаза на свои туфли.
– Мне выдали разрешение остаться, потому что я работала в больнице и была признана незаменимым сотрудником. А потом, когда немцы перестали