бы он знал, что Абек тоже там, он бы попытался приглядеть за ним.
В словах Госи слышится чувство вины, которое передалось ей от Соломона. Но я его не виню. Ведь лагерь был велик – размером с небольшой город. То, что Соломон не может вспомнить Абека, еще ни о чем не говорит.
Это значит одно – мне нужно искать его более усердно. Нужно писать больше писем. Завтра я смогу поговорить с Соломоном сама.
Из столовой выходит Дима с широкой улыбкой на лице и в знак приветствия целует Госю в обе щеки – теперь я уже знаю, что таков русский обычай, и это считается просто выражением дружелюбия, а вовсе не панибратством. Она удивленно вздрагивает, но к тому времени, когда Дима заканчивает свое приветствие, успевает придать своему лицу спокойное выражение.
– Ты подруга Зофьи? Очень рад с тобой познакомиться.
– Гося, это Дима Соколов, о котором я тебе говорила. Он также пригласил на ужин своего командира. Так что, если ты не возражаешь, у нас получится небольшая вечеринка.
– Я пойду встречу его, – говорит Дима, обращаясь к Госе. – Зофья, у тебя есть все необходимое, чтобы приготовить ужин?
Я киваю, и, когда он уходит, Гося вскидывает брови.
– А он красивый.
– Он добр ко мне. – Я делаю ей знак пройти со мной на кухню, но она не двигается, а продолжает стоять, словно что-то скрывает. – Гося? – говорю я. – Есть что-то еще?
Она смотрит на дверь, которую только что закрыл за собой Дима.
– Да, Соломон сказал мне еще кое-что – не знаю, важно это или нет. По его словам, Красная армия освободила Биркенау в январе.
– Это я знаю, – отвечаю я. – Мне об этом говорил Дима.
– Послушай. Соломон рассказал, что незадолго до освобождения немцы начали вывозить узников в другие лагеря. Эсэсовцы знали, что скоро придут союзники, и старались эвакуировать лагерь, перевезти заключенных в Германию. Соломона среди них не было – его оставили в лазарете, и через несколько недель лагерь был освобожден.
Эвакуировать. В Нойштадте было то же самое. Всех подняли с нар, мы оставили ткацкую фабрику, и нас несколько дней гнали по морозу в Гросс-Розен, лагерь на границе Германии. Но долго мы там не задержались – через несколько месяцев Красная армия освободила и этот лагерь. Правда, если бы он находился в глубине рейха… до центральной части Германии союзники дошли только в апреле или в начале мая.
Теперь я понимаю, почему Гося начала не с этого. Эти сведения можно истолковать двояко: как плохо, так и хорошо. Либо Абек находился в Биркенау, когда лагерь был освобожден, и тогда он должен однажды вернуться домой, либо…
– Абека увезли в Германию, – говорю я.
– Нет – то есть я не знаю.
– Но ведь в лазарете Соломон его не видел, да?
– Нет, не видел, но…
– Гося, где еще он мог находиться, когда Биркенау был освобожден? – спрашиваю я. – Либо он остался в лазарете вместе с Соломоном, либо его увезли на поезде в другой лагерь, находящийся в Германии. Что еще остается?
На лице Госи написана неловкость.
– Возможно…
– Возможно