к маршалу. Он любит хорошее общество.
– От меня польза невелика.
– Но маршал-то этого не знает. Ему нравится встречаться с людьми. Если выдержите его дружелюбие, очень меня обяжете.
– У меня на вечер никаких планов.
– Тем более. Кроме маршала, будут и вполне адекватные люди.
Позднее, за кофе, Гай наблюдал Йэновы перемещения от столика к столику и задушевные разговоры с завсегдатаями.
– Йэн, в чем все-таки дело?
– Я же говорил: я выдвинул маршальскую кандидатуру в члены клуба.
– А его здесь не хотят, верно?
– Надеюсь.
– Я думал, вопрос давно решен.
– Э, нет, Гай, все куда сложнее. Маршал – он вроде паразита. Своего не упустит, а если упускает, то лишь в обмен на что-нибудь равноценное. Требует общения с членами клуба и рассчитывает на их поддержку. Знал бы он, бедняга, что шансы на членство убывают прямо пропорционально количеству облагодетельствованных общением с ним. Так что все идет по плану.
В тот день Гай сбрил усы. Цирюльник выразил профессиональное восхищение густотой и длиной и подчинился с неохотою – так минувшей осенью английские садовники распахивали лучшие свои газоны и переделывали цветочные бордюры под овощные гряды. Так или иначе, с усами было покончено. Гай снова посмотрелся в зеркало и узнал старого знакомого, от которого, словно от назойливого попутчика, не мог ни вовсе отделаться, ни сбежать на время; попутчика из тех, что любят перевирать каждое слово, пародировать каждый жест, оборачивать темною стороной каждую медаль. К нему Гай был приговорен – и давно смирился с приговором. Только верхняя губа теперь зябла.
Вечером он пошел к Килбэноку. Там была Вирджиния с Томми. Перемены не замечали, пока Гай не сказал.
– Так и знала, что усы накладные, – не удивилась Вирджиния.
Маршал был ядром общества, в том смысле, что всякий ему представленный тотчас отлетал от него, точно атом. Или же маршала можно было сравнить с входом в пчелиный улей, ибо так же, как на этом входе, возле него пространство гудело голосами удаляющихся и приближающихся. Сам же маршал фигуру имел толстую, рост малый (с таким ростом в столичную полицию не берут), обхождение панибратское, глазки бегающие.
У камина красовалась шкура белого медведя.
– Сразу вспоминается стишок, – откашлялся маршал.
На шкуре тигриной
Грешить с Каролиной,
Конечно, приятно.
И все же понятно:
Для большей отдачи
Меха побогаче
Держите в гостиной.
Все, кто случился поблизости, с отвращением посмотрели на шкуру.
– О какой это Каролине идет речь? – заинтересовалась Вирджиния.
– Ни о какой конкретной. Имя выбрано для рифмы. Ловко, правда?
Гай собрался уходить. У дверей его настигли Йэн с маршалом.
– Я на машине. Хотите, подвезу?
Опять шел снег, и было темно, как в могиле.
– Буду вам очень признателен, сэр. Мне на Сент-Джеймс-стрит.
– Не