забыла – я не знаю, каков Огастас.
– Сущее животное, можешь мне поверить.
На глаза Вирджинии навернулись скорые слезы, светлыми дорожками скатились по щекам – Гай подумал, что не все потеряно.
– Но я ведь лучше этого твоего Огастаса?
– Ненамного. Правда, Огастас толстый. А ты стройный. В этом плане да, пожалуй, лучше.
– Вирджиния, бога ради, давай не будем ссориться. Не знаю, когда еще доведется тебя увидеть. Ты хоть понимаешь – может, это наш последний вечер?
– Ну вот, что я говорила. Старая песня. Солдат на побывке. Куй железо, пока горячо. Продолжать?
– Какое железо, Вирджиния? Я же не об этом.
– Очень может быть.
Гай обнял ее.
– Не сердись. У нас так мало времени.
Вирджиния взглянула на него взглядом еще не нежным, но уже безгневным. К ней вернулось шаловливое настроение.
– Убери руки и сядь. – Она чмокнула Гая в щеку. – Я еще не все сказала. Возможно, у меня вид доступной женщины. По крайней мере, многие считают меня таковой. Думаю, сетовать тут не на что. Но ты, Гай! С тобой-то что случилось? Ты же всегда отличался моральной устойчивостью. А теперь хочешь банальную интрижку завести?
– Не банальную. То есть не интрижку.
– Ты ведь набожный у нас, заповеди соблюдаешь. Меня этот момент всегда в тебе подкупал. А теперь куда что девалось?
– Никуда не девалось. Я по-прежнему набожный и заповеди соблюдаю. Даже строже, чем раньше. Я ведь тебе говорил – тогда, после Рождества.
– Ну а что твои святые отцы о твоем поведении сказали бы? Хорош гусь – клеит в гостинице разведенную женщину с дурной репутацией.
– Святые отцы не стали бы возражать. Ты моя жена.
– Чушь.
– Ты спросила про святых отцов – я ответил. Они бы сказали: «Действуй».
Свет, едва начавший прибывать, погас внезапно, будто по сигналу «Воздушная тревога».
– Какая гадость, – прошептала Вирджиния.
– Что – гадость? – опешил Гай.
– Ты еще спрашиваешь? Да ты даже Огастаса переплюнул, с мистером Троем в придачу. Гадость сказал и сам не понял. Свинья, вот ты кто.
– Вирджиния, я правда не понял, – с обезоруживающей искренностью признался Гай.
– Да лучше бы меня и впрямь за шлюху приняли! Да лучше «шпильки» напялить и в конской сбруе по комнате бегать, или о чем там еще в бульварных романах пишут! – Вирджиния, не сдерживаясь, плакала от гнева и обиды. – Я-то думала, ты старое забыл, зла не держишь. Я думала, почему бы не провести время со старым… другом, а ты!.. Думала, я для тебя – особенная, и, Бог свидетель, так оно и есть. Потому что я – единственная женщина в мире, с которой тебе дозволяется лечь в постель. Святошами твоими дозволяется, заметь! Вот и вся твоя хваленая любовь. Ты похотливое, чопорное, грязное, напыщенное животное! Да ты вообще не мужчина! Тебе лечиться надо!
Гаю на ум почему-то пришел скандал с Триммером.
Вирджиния направилась к двери. В ушах у Гая звенело – он не сразу сообразил, что звон вызван причиной вполне материальной. Вирджиния