удивилась мундиморийка.
– Думаю, будет лучше оставить всё как есть, – рассудил зумбулянин. – Если я заговорю, со мной расправятся…
– Ты хоть понимаешь, какую тайну раскрыл?! – воскликнула Хельмимира. – Ты не имеешь права молчать!
– Предлагаешь мне пойти против Харальдюфа?
– И против Харальдюфа, и против императора. К чёрту Программу!
– Ты ненормальная – больше и сказать нечего…
– Ненормальный тот, кто терпит над собой всё это скотство!
– Даже если расскажем – нам вряд ли кто-то поверит.
– Ещё как поверит! Подумай, скольких людей мы могли бы предупредить!
– Да, могли бы… А для тех, кого уже завербовали, они просто увеличат заряд – чтоб уж точно ничего не всплыло…
Хельмимира вновь умолкла, осекшись. Исаак тяжело вздохнул.
– Конечно, без твоего согласия я не стану ничего публиковать, – сказала Хельмимира, помолчав. – Но, знаешь, если поднять шумиху в прессе, Харальдюфу как бы то ни было придётся отвечать на обвинения – и вряд ли он посмеет что-либо с нами сделать… Так что подумай, Флисиор: мы могли бы изменить многое.
Было уже совсем светло, когда Исаак и Хельмимира оставили Флисиора одного. Ещё некоторое время после этого зумбулянин ходил на работу в редакцию «Свободы слова» – так, будто бы ничего не произошло. А потом он внезапно исчез, не вернувшись из поездки на Эстер-Ледерберг.
За несколько месяцев до своего исчезновения он говорил Исааку о том, что снова хотел бы написать роман – только ничего не выходит. Как и все граждане империи, сотрудники «Свободы слова» постоянно должны были отдавать свой чистый энтузиазм «на благо общества». Каждый раз выходя из материализатора, Флисиор жаловался, что чувствует себя разбитым. Его организм, в отличие от организма Хельмимиры, не мог вырабатывать много душевной энергии. Всё чаще он брал дополнительные выходные. Поначалу Хельмимира закрывала на это глаза, но спустя какое-то время стала вычитать из зарплаты.
Однажды Флисиор явился в редакцию на удивление рано. Бедняга, судя по всему, почти не спал; он казался бледнее, чем обычно; глаза будто впали. Его трагическая красота имела болезненный оттенок.
– Вчера кто-то прислал мне один из тех романов, что я написал для принца Брандомонда, – сказал Флисиор, когда поздним вечером пришёл в кабинет Хельмимиры.
Отвлекшись от вычитки статей, мундиморийка подняла на него удивлённый взгляд.
– И что бы это могло значить? – спросила она.
– Не знаю, – вздохнул зумбулянин, шумно опускаясь на бесформенное сидение перед столом. – Ты точно никому об этом не говорила?
– Ещё чего! – возмутилась Хельмимира.
– Может, Исаак проболтался?
– Довольно!
Голос Хельмимиры сделался резким; чуть наклонившись вперёд, она неотрывно уставилась на Флисиора.
– Ты что, так и будешь всю жизнь бояться любого шороха? – проговорила мундиморийка