и исчез из виду.
– Вот это проворство! – воскликнул Рамит, – А мы думали, что сможем укрыться от него на том карнизе! Наивные дети!
– С такой прытью ему только в цирке выступать, – согласился Олег.
– Ага! Воздушным акробатом, – с иронией закончил его слова Миша, – Или канатоходцем. Представляете, такая туша идет по тонкой-тонкой веревочке!
Мы засмеялись: громко, до слез. Просто стояли и глупо хохотали. И с этим смехом из наших душ испарялось напряжение уходящей ночи.
– Ну, вот, теперь действительно можно идти, – сказал, вытирая слезы, Амир и взялся за тяжелую, покрытую ржавчиной ручку ворот.
– Подожди! – остановил его Миша, – Прежде чем войти в монастырь, я бы хотел спросить тебя. Зачем ты оставил пулю, вынутую из пасти Ракшасы?
– Я думаю, ты понимаешь сам, – ответил Амир, – Человек, всадивший эту пулю в челюсть йети, виноват в мучениях этого животного и в смерти тех людей, чьи тела теперь лежат там, внизу, у ручья. Его нужно найти и предать суду. Это зло не должно остаться безнаказанным. Особенно здесь, в святом месте.
С этими словами он открыл ворота и вошел внутрь. Мы последовали за ним, озадаченные новой проблемой.
Но, оказавшись за высокими стенами монастыря, ступив на серые, пыльные, грубо отесанные плиты песчаника, которыми был вымощен двор, почувствовали, что неожиданно попали в другой, неведомый нам мир. Полчаса назад мы ожесточенно сражались за свое существование, оказавшись в самом эпицентре бушевавших на перевале страстей. Бешеный стук сердца, дикий рев обезумевшего от боли и жажды мести животного, крики атаки и крики о помощи, хлесткие удары пылающих веток и гулкие звуки падающих камней. И вдруг – таинственное, отгороженное от всего мира безмолвие. Но безмолвие это не было немым. Оно говорило! Оно несло в наши души и наши головы информацию, которую мы не могли понять! Всё здесь, от мощной скалы и величественного храма, возвышавшихся над нашими головами, до последнего мельчайшего камешка под нашими ногами рассказывало свою, уходящую корнями в глубокую древность историю.
«Мы смотрим на море, на горы и не задумываемся о том, что все это существовало тысячелетия, – подумала я, – А в таких местах начинаешь вдруг чувствовать на себе дыхание времени. Начинаешь ощутимо, зримо понимать, сколько поколений людей жило до тебя: все они верили, любили, страдали, боролись. Начинаешь осознавать, что жизнь одного человека – всего лишь миг. Но за этот миг он должен успеть сделать что-то важное, нужное для следующих поколений!»
– Вы вроде говорили, что этому монастырю около двух тысяч лет? – прервал молчание Миша, обратившись к нашим проводникам.
– Да, – подтвердил его слова Рамит, – Хотя сложно что-то сказать определенно, ведь серьезных археологических исследований здесь не проводилось. Вот тут направо и на выступах – хозяйственные постройки монастыря. В них располагались мастерские, больница, школа. Здесь же ночевали перебиравшиеся через перевал