он бросился на моих товарищей!
Ребята стали плотно друг к другу и выставили вперед горящие сучья. Резкая боль от ожогов заставила обезумевшее существо остановиться. Вскинув руки вверх, он истошно заревел и в припадке ярости ударил по причинившим ему боль сучьям, выбив их из рук людей. Миша и Рамит упали. Увидев поверженных врагов, Ракшаса наклонился и вцепился в Рамита, но, получив от Амира мощный удар горящей веткой по морде, отпустил жертву, схватился за глаза, не удержался и рухнул, увлекая за собой тех, кто еще держался на ногах. Все четверо моих друзей оказались погребены под этой злобной, ревущей, копошащейся тушей. Я выхватила из костра горящую ветку и бросилась вперед. Что делать?! Еще секунда, и он раздавит их или разорвет на куски!
«Что де….?» – не успела я задать себе вопрос и, споткнувшись о камень, плашмя упала на землю. Перед моим лицом оказалась огромная безволосая ступня чудовища. Не раздумывая, я сунула горящий сук в грязную мерзкую пятку. В тот же миг надо мной выросла гигантская орущая гора. Чьи-то руки подхватили меня и оттащили в сторону. Я вскочила на ноги, подняла с земли горящий сук и принялась вместе со всеми яростно хлестать нападающего на нас йети. Некоторое время Ракшаса пытался сопротивляться, но, в конце концов, подгоняемый раскаленными ветками, он убрался восвояси, однако не в сторону монастыря, а вверх по дороге, ведущей к выходу из перевала. Его рычание становилось все тише и тише. Затем замерло где-то вдалеке…
Мы огляделись вокруг. Солнце еще не взошло. Но первые его лучи, предвестники рассвета, уже стали пробиваться из-за гор тонкой, неясной полоской. В предрассветных сумерках пред нами предстала безрадостная картина. Бабу съёжившимся комочком сидел на траве – битва, произошедшая у него на глазах, оглушила его. Отец и мать Бабу лежали, не шевелясь, недалеко друг от друга. На животе матери зияла большая рваная рана. Из её груди вырывался стон. От жалости у меня защемило сердце!
Амир посмотрел на Рамита.
– Я понял. Сейчас принесу аптечку, – ответил на немую просьбу Рамит и пошел за рюкзаком своего товарища. Амир хотел подойти к раненой поближе, но она зарычала. Тогда я взяла на руки Бабу, поднесла его к матери и усадила рядом с ней. Йети обняла своего детёныша, на её глазах были слезы. Амир обезболил поврежденное место каким-то аэрозолем, достал гнутую иголку и нитки и начал зашивать рану.
В это время отец Бабу с трудом сел, придерживаясь за землю, посидел немного, посмотрел на нас, на свое семейство. Потом встал и так и стоял, как вкопанный, пока оказывали помощь его «жене».
Между тем, Амир заштопал рану, залил её чем-то вязким и сделал укол.
– Ну, вот и все, мадам, – сказал он, оставшись, видимо, довольным своей работой.
– А кто же эти нитки убирать потом будет? – удивилась я.
– Это медицинские нитки и клей, – объяснил Амир, – Они сами со временем рассосутся. Пока же нитки будут удерживать края