были с армией – хотя лорд Мар показал себя плохим стратегом и еще худшим полководцем.
– Мы все погибнем из-за его нерешительности! – ворчал Уильям, греясь у костра.
Они стояли лагерем в окрестностях Перта. Провианта и оружия катастрофически не хватало. Уильям сверкнул глазами на двоих товарищей, с которыми делил скудную трапезу – тощего кролика и жидкий эль. В отсветах пламени оба дворянина показались почти призраками; по лицам их Уильям понял, что не сообщил ничего принципиально нового. И все же он чувствовал себя обязанным произнести эти слова. Пусть лучше его упрекнут в робости, чем в пренебрежении жизнями своих солдат. Уильям указал на россыпь костерков, подле которых пытались согреться его подчиненные. Угрюмые, подавленные, ссутулившиеся от холода, они сидели группками. Одни тянули заунывные песни, другие резались в кости при тусклом свете, но большинство хранило мрачное молчание.
– Вот она, наша армия, полюбуйтесь, – снова заговорил Уильям. – Голодные, озябшие, промокшие бедолаги. В то время как англичане едят досыта, ночуют в тепле и вдобавок хорошо обучены. Вправе ли мы ожидать, что с нами останутся фермеры, отлично знающие, что без них голодают их семьи и хворает скот? – Уильям помолчал, но ответа не дождался. – Вот что – сегодня же напишу к лорду Мару. Он должен понять, что с горцами так нельзя. Горец нуждается в четких указаниях и деятельности – иначе он скучает, а от скучающего горца толку ни на грош.
Увы: отвага, с какой Уильям взялся критиковать полководца, не нашла отклика у его собеседников – с их стороны не последовало никакой реакции.
Октябрь кончился, зима наступала на пятки. Худо-бедно якобиты добрались до английской границы; Уильям чувствовал – это последний бросок, дальше побед ждать не приходится.
Девятого ноября, в среду, на рассвете зарядил мелкий серый дождь. Холод запустил когти под тартаны горцев, заставил ежиться и дрожать даже самых крепких мужчин. Отвратительная погода отнюдь не способствовала росту боевого духа – никто из якобитов уже не надеялся, что марш-бросок завершится триумфом.
Один из вассалов графа, внебрачный сын из семейства Поллок, с которым Максвеллы состояли в родстве, поравнялся с Уильямом. Медленно ехали они в хвосте колонны, удрученно смотрели на промокших, грязных ополченцев.
– Не знаю, милорд, как нам это удается, да только я привык верить собственным глазам, – произнес Поллок. – А солдаты верят, что вы обладаете волшебной силой.
Уильям расхохотался.
– О нет, мой Поллок, не обладаю. Говорят, пути Господни неисповедимы; напомните солдатам эту фразу. Скажите, что мы – лишь свидетели проявлений Господней воли, и пускай держатся за эту веру, а не болтают греховных слов. А если честно, я сам не понимаю, как нам удалось зайти столь далеко при столь скудном снабжении. Вдобавок нерешительность нашего полководца воистину хуже козней наших врагов.
Поллок усмехнулся недоброй шутке.
– И все же за вами, милорд, мы последуем хоть в самое пекло, хоть к английским драгунам и фузилерам; с готовностью