да и умри зимой – удар
своею кровью… Мы вот только живы…
* * *
И дверь твоя открыта. Ждёшь меня?
– Да хоть кого…
42
А эти игры сохранили пыл
и новизну. Ты как ни философствуй,
ни мучь дух контроверзами какими,
а смерть нам интересна – новый храм,
воздвигнутый ей Флавиями, полон.
Мы ждём великих зрелищ.
Перед смертью
мы не равны сегодня!
43
Полон новый стадион,
смотрят люди славных игр
ход священный – напоен
свежей, пенной кровью Тибр.
* * *
И пока идут бои —
мирны в Риме, долги дни.
И пока богов они
поят кровью – целы мы.
44
И новый бог приходит в Рим. Уж сколько
мы выдержали их в недобрый час,
богов, божков, но этот землю гнёт
движением своим.
Неужто мы,
поэты и философы, признаём
власть чуждую?
Пройдут года, и снова
мы под высоким, чистым римским небом,
мы под безбожным небом сядем пить.
45
Когда свобода ровно поделена,
равны перед богами, законами
мы и рабы, мужи и жены —
жить в этом ужасе не согласен,
поскольку все тогда вида рабского,
поскольку все тогда полу женского —
наказаны сполна богами
за их законами небреженье.
46
Ах, Стоя моя, Стоя расписная,
последнее прибежище людей,
в ком совесть не мертва, не весь ещё
извёлся стыд на мелочи…
47
Я, как глупый философ, отвлекаюсь
от событий арены, я теряю
время попусту, вместо чтоб катарсис —
праздные мысли.
48
Друг мой, я тоже мечом сосновым,
лёгким мечом награждён; убийство
не в моде нынче, и я в потешном
бою махаю смешною палкой.
И все вокруг, доспехи старинные
сменив на яркость хламид, издранность,
играя, носимся тут по сцене,
стучат котурны, и маски набок.
И что они играют! Я в ужасе
припоминаю порядок действий,
слова какие, кому, размером
то героическим, то любовным
писались, – было же тут искусство!
Было, старинное, высшей марки.
49
Не так чтоб либерал на самом деле,
но в эти времена – я либерал…
50
А огни у Весты горят, не гаснут.
Подойду, воды вскипячу, поджарю
хлеба кусок, будет добра богиня —
яблок подкинет.
А не мне, не мне бы сидеть у этих
очагов священных – ох, побродяга,
гость досужий, варвар, а тоже любят
римские боги!
* * *
Тёмной ночью