делало его сильной фигурой, а восприимчивость – незаменимой.
– И огромная разница между карнавалом наверху и копошением внизу была ему очевидна?
Гусеница вновь воздевает раухтопазовые очи к потолочным балкам.
– Нет. Он, – она зачем-то произносит «он» с ударением, подчёркивает «он» многозначительной паузой, – находил все слои одинаковыми. Даже предпочитал дно. За «непредсказуемость» и «неподконтрольность». Кстати, почему он просил меня не прельщать тебя «безвоздушными замками»? Только не вздумай перенимать эту терминологию.
– Без понятия. Конкуренция?
Гусеница брезгливо морщится.
– Ещё одно предположение подобного рода, и ваше «ничего с большой буквы Н» покажется мне правдой. В болотце, конечно, только ленивый не вопит о том, что у него отбивают корм и добычу, но твой приятель не мыслил такими категориями.
– Ревность?
Гусеницу пробивает на смех.
– Так и вижу сцену ревности в его исполнении. Нет, приступам сего недуга была подвержена только я.
– Что?
– То. Не всё в его жизни исходило от меня, и не всё ко мне привязывало, – она смотрит прямо в глаза, словно хочет что-то пояснить, но передумывает и возвращается к тональности небрежной. – Не сомневаюсь, он думал, что действует в твоих интересах. С фирменной непоследовательностью. Сам привёл, сам взмолился – «Не втягивай». Но ты и без содействия втянулся, верней, нашёл, где изваляться. По слухам, чуть с головой не ушёл – раз, или два, или странно, что мы с тобой сейчас разговариваем… Да, я не высокого мнения о «болотце», и предпочла бы, чтобы мертвец пореже пользовался неподконтрольностью топи, расползшейся далеко за пределы дома, но эликсир невозможен без стадии нигредо. Вопрос в силе: с какой радости он вознамерился тебя от меня ограждать?
– Не представляю.
– Что он знал о тебе?
– Его спроси.
– Чего никто другой не знал…
– «Никто другой не знал»? На болотце? Смешно.
– Ладно, пропустим. Я с ним не спорила – тогда, когда он притащил тебя на фарс, именуемый свадьбой. Ты мне понравился – типаж есть типаж, но любопытство потонуло в интуитивном предубеждении. Я увидела в тебе большую проблему. Почему – неведомо. Наверное, решила, что одна большая проблема в наличии, две – уже перебор.
Поперхнувшись дымом, он ржёт и выдавливает:
– Погоди… Когда мы с тобой… В первый раз… Ты что, нас перепутала?
Гусеница выглядит неожиданно оскорблённой.
– А ты меня путаешь с подклассом болотных угробищ?
Теперь у него на глазах выступают слёзы. Только так и получается плакать в последнее время – внезапной моросью посреди сухой грозы смеха. «Подкласс болотных угробищ». Вместо тысячи слов, вместо дюжин имён. Она хороша.
– Кажется, я произнесла «типаж», а не «абсолютное сходство», – шипит гусеница, пружинисто вползая на стойку и сворачиваясь напротив. –