– дочери с лихвой отсыпали. У Ульяны дар открылся, когда той лет десять было. Да и не то чтобы дар, так, видеть помаленьку начала.
Бывало, Никитична по деревне бегает – всё стадо домой воротилось, а ейной Польки нету. И в поле, и в пролесок, грешным делом и на кладбище заглянет – мало ли, куда рогатую занесёт, – нет нигде.
Идёт домой, вся измотанная да в расстройстве, а Ульяна к ней подойдёт, под локоть возьмёт и прошепчет чего ей на ухо.
Глядишь, спохватится старая, побежит и уже спустя пять минут слышно: колокольчик звенит, ведёт Польку свою горемычную в стойло. Вечером Ульянке в благодарность крынку молочка несёт.
Отец помер когда, Уле пятнадцать было. Не дожил до свадьбы дочери любимой. Проша-то сватов заслал опосля три года после этого.
Евдокия добро дала. Знала, что Прохор надёжный, да к тому же любит Ульянку до безумия.
С возрастом дар Ульяны креп. Снадобья на всякую хворь готовила. Шепотки особые знала. Девка хоть бабку-ведьму в живых и не застала, а поболе дочери родной о ней знала.
На немой вопрос матери отвечала, что бабка Агриппа к ней во снах является да уму учит.
Однажды случай произошёл. Снится Ульяне сон, будто бабка к ней пришла и говорит, что надо бы и к повитушному делу приладиться.
– Что ты, бабушка, – отвечает ей Уля, – то ж младенец, мало дело. Смотреть страшно, не то что в руки брать.
– Не упирайся, Улька, – сердится во сне Агриппа, – благое то дело, в мир души впускать. Бог за то счастье даст.
– Окстись, ба, – упирается Ульяна, – кто ж мне доверит ребёночка принять, коль у меня и своих пока нету, и держать в руках не держала.
Хмурится Агриппа.
– Слушай, дурья твоя голова, – буркнула бабка, – время придёт, не беги. Коль приключится ребёночка принять, руки сами всё нужное сделают.
Уля хоть сон и запомнила, да только близко к сердцу не приняла.
А спустя пару дней в село соседнее мамка послала. Короткие пути хоть Уля и знала, да лето нынче дождливое выдалось, топи в лесах расширились. Пришлось вдоль дороги идти. Больше половины пути Ульяна прошла, видит – у обочины леса телега стоит, а в ней баба на крик исходится. Мужик вокруг бегает, охает, руками машет. Подошла она ближе, смотрит – лежит девка, лицо красное, на висках прожилки синие вздулись. Руками живот обхватила, а подол уж весь в крови.
– Давно ли началось? – обратилась Уля к извозчику.
– Дак уж давненько, – ответил мужик. Засучила рукава девушка, к роженице подошла, та без сил и обмякла. Лежит, глаза прикрыты, пот струйками стекает.
– Быстро гони в село, а я в дороге что нужно сделаю.
Мужик подорвался, лошадь стеганул, и покатила телега в сторону села. К дому роженицы подъехали, когда Уля уже на руках младенчика, в какую-то рванину спелёнутого, держала. Муж да соседи мамашу с телеги сняли да внутрь снесли. Уля за ними пошла, ребёночка отцу отдала, а сама к роженице. Плохо той, крови много потеряла, намучилась. Наказала Уля соседке, что с ней в дом вошла, как поить да какими травами. Руки от крови отмыла и вышла