Лукьянович выполнил все положенные в данном случае требования протокола явки с повинной и задал первые вопросы согласно статьи 142:
– Откуда взялся… такой? Регистрация, виза!
– Блох, Христиан Октавианович, – охотно сообщила кукла. – А взялся и зарегистрирован я, друг вы наш Григорий Лукьянович… Откуда взялся, там и зарегистрирован. Предаю себя в руки…
– А я не беру! – возразил генпрокурор. Лицо Бельского, его бульдожий выпуклый лоб, его мерзлые губы ничего не выражали. И только ледяная усмешка на миг потеплела.
– Это что у нас такое пожелтело-порыжело? – перебирал Блох на столе тома документов. —Ага, это вот что у нас!..
Блох перекинул тросточку из правой руки в левую, а правой выхватил из стопы документов – дело о хищении полумиллиона долларов из предвыборного фонда Дубовика. Злоумышленники, нагрузив коробку из-под ксероксной бумаги валютой, волокли короб среди бела дня к выходу из выборного штаба. Дело было замытарено, поскольку лиходеями оказались сами труженики штаба, а за ними в скромном отдалении маячили ближайшие из окружения к Дубовику прыткие молодые люди – так называемые младореформаторы – Хрюша, Ржавый и Хок. Бельский, общаясь с ними, пронизав молодчиков своим взглядом, сразу определил, что они далеко пойдут и со временем непременно присядут. Поймали друзей, вернее, их клерков, охранявшие Дубовика честные служаки старого поколения, генералы внутренней службы Корж и Барсук, которые полагали, что раз им доверена охрана Тела первого лица Рутинии, то и все куши, особенно наличными, направляемые региональным выборным штабам для всенародного избрания Тела, должны проходить через их, Коржа и Барсука, сравнительно честные руки. Поэтому они тщательно следили за шушерой, шнырявшей в поисках поживы в коридорах главного предвыборного штаба и в нужный момент накрыли молодчиков. Но Корж и Барсук действовали самочинно, на свой салтык. И – жестоко сплошали. Дубовик занял позицию молодых да ранних, в то время как Корж и Барсук были кадрами вчерашнего дня. В последние годы империи тот и другой имели личный опыт общения с УБХСС и КРУ по разным мелким делишкам, что поселило в них недопустимую робость и уважение к УК. В новой Рутинии они через силу тянулись к кускам наличных крупнее миллиона: у них отсутствовала необходимая государственная смелость. Дубовику надоело бодрить старичков. Разобравшись в случившемся, он сбросил с лопаты Коржа и Барсука, а заодно и генпрокурора – предшественника Бельского, который поспешил возбудиться вместо того, чтобы скромно спустить дело на тормозах.
– Это я тащил коробку с твердышами из Дома правительства, – продолжал виниться Блох, – это меня пытались задержать Корж и Барсук, Да где им упрыгать за мной! Эти милые люди так накушались «Гипер-тоника», что не знали, которого из нас троих ловить. Корж бросился за мной – правым, Барсук, паля на поражение, – за мной левым, им было невдомёк, что по закону расстраивания оригинал всегда находится в центре. Шейте дело, шейте, Григорий Лукьянович!
В этом