в груди, как нефтяное пятно. Божественно. Вот вам и зарок больше не пить.
– Но от пива ты отказалась, – заметил он с мальчишеской озорной улыбкой.
– Люблю текилу.
– А пиво нет?
– Я бортпроводница, помнишь? Униформа мне пива не простит.
– Авиакомпании по-прежнему следят за вашим весом? Им разрешается?
– Требования расплывчатые. Вес должен быть пропорционален росту. Но правда в том, что толстым бортпроводникам трудно выполнять свою работу. Завтра снова пойду в спортзал.
– Потому что ты летаешь?
– Потому что я тщеславна.
– Расскажи что-нибудь. Что самое безумное ты видела?
– На работе?
– Да. Наверняка ты знаешь очуменные истории.
Она кивнула. Сложно сказать, что происходит в полете с пассажирами: то ли они начинают вести себя ненормально, оказавшись на большой высоте, то ли странности некоторых людей становятся более заметными в замкнутом пространстве салона.
– Ты их слышишь, – заметила Кэсси. – Мы в них живем.
– Точно! Расскажи, расскажи хоть одну.
Она закрыла глаза и увидела Алекса Соколова в постели рядом с собой. В который раз представила глубокую, влажную борозду поперек его шеи. Увидела себя, скорчившуюся на полу в гостиничном номере в Дубае, голую, с его кровью на плече и волосах.
– Сначала выпей, – предложила она.
– Все так плохо?
– Я выпью вместе с тобой.
Она надела туфли, стараясь не зацикливаться на своих грязных ногах, взяла спутника за руку и повела в бар. Она не собиралась делиться с новым знакомым историей о молодом менеджере хедж-фонда, который умер в постели рядом с ней на Аравийском полуострове. Во всем мире не нашлось бы столько текилы, чтобы Кэсси пересказала этот кошмар. И потому, пока они подначивали друг друга на каждую следующую порцию выпивки – вторую, третью, четвертую, – она рассказывала о пассажирах, которые пытаются открыть люки на высоте десять тысяч метров, и о парочках, искренне считающих, что никто не видит, как они тискают друг друга под пледом, пока все в салоне спят. Она рассказала о мужике, который попытался перелезть через тележку с напитками, потому что ему надо было в туалет, а он не мог (или не хотел) ждать, да так и застрял коленом на столешнице, ступней в пакете со льдом на полочке.
Она поделилась историей о рок-звезде, который скупил для себя и своей свиты весь салон первого класса.
– Мне нельзя было с ним разговаривать. Напитки и еду мне пришлось описывать шепотом на ухо его телохранителю. Нельзя было даже встречаться с ним взглядом. Мы летели ночью, в Берлин, а этот мужик и глаз не сомкнул. Хотя свет был приглушен и вся его команда, включая телохранителя, крепко спала, он трижды заходил в туалет, чтобы переодеться, и каждый его следующий наряд был круче предыдущего. Часа полтора он щеголял в золотом спортивном костюме с блестками и туфлях на платформе, и единственным его зрителем была я.
Она рассказала, куда в самолете обычно прячут смирительные ремни, и о