посетили местное сельпо, где через гражданского заполучили бутылку портвейна. Употребление ее за ближайшим углом породило забытое ощущение праздника жизни, и они решили продолжить его в ближайшем райцентре, в тридцати километрах, куда их и доставил рейсовый автобус. Там они догнались и, нагулявшись, собрались до дома, но, дезориентированные количеством употребленного алкоголя, сели на электричку, идущую в обратном направлении. Примерно через час они вывалились на перрон областного центра в совершенно непотребном виде, тут же напоровшись на группу старших офицеров, встречающих на соседнем пути высокое начальство. Оно выразило суровое недоумение по поводу странного прецедента, после чего мои сослуживцы оказали ожесточенное сопротивление вызванному патрулю, мотивируя тем, что противотанкисты не сдаются. Так они оказались на гарнизонной гауптвахте, где, очнувшись утром, осознали всю гнусность своего положения. В часть никто не сообщил. Возможно в отместку за неприличное поведение на вокзале, а может быть просто забыли. Время шло, караулы менялись, а за ними никто не приезжал. Так как они числились временно задержанными и кормить их было не положено, то перебивались тем, что пошлет бог, выводной и соседи-губари. На четвертые сутки через земляка выводного удалось уговорить дежурного сделать звонок в часть.
В батарее они появились через неделю после пропажи, исхудавшие и наголо обритые. Мы дружно осудили этот проступок на внеочередном комсомольском собрании, и уже на следующий день они стали бойцами стройроты, расквартированной в соседнем артполку. Рота формировалась из залетчиков, свозимых сюда со всего Мукашинского гарнизона, а по полку поползло зловещее: «Опять вторая».
На стройроту никак не могли найти командира, ни один из назначаемых не мог справиться с ее контингентом. Командование дивизии, в отсутствие постоянного руководства ротой, стало направлять туда, как в командировку, разных офицеров на неделю. Попал туда и мой взводный Круглов, который, по рассказам очевидцев, проявил себя далеко не героем. Батарейные панты в стройроте не пролезали, так как народ там был на подбор отчаянный, терять им было особо нечего. Оттерпев неделю, старлей сбежал в полк, хотя желающим предлагали остаться на этой должности, что для взводных было резким повышением. Из нашего полка со стройротой справлялись только два офицера, капитан Горкин и старший лейтенант Мажара, оба из второго дивизиона. Горкина я почти не знал, а с Мажарой как-то пришлось столкнуться и прочувствовать на себе его внутреннюю силу.
Однажды он случайно зашел в нашу батарею вместе со взводным Тимохой. Я шел по расположению, засунув руки в карманы, с расстегнутым воротником. Мы уже начинали буреть, постепенно выдавливая из себя духовское подобострастие. Жесткий окрик вывел меня из благодушного состояния:
– Сержант, ко мне!
Два узких зрачка в сером, холодном ореоле проткнули мозг до внутренней стенки затылка. Взгляд вводил в оцепенение и одновременно притягивал. Под коленками слегка захолодело, и ноги, теряя привычную упругость,