в кусты якобы для объяснений «один на один». Блюститель законности не испугался, пошёл. Возможно думал, что деньги получит типа взятки от спецпереселенца. Но через минуту-другую слышу крики коменданта. Пошёл, чтобы понять, что случилось и вижу: он лежит, а парень стоит над ним с его наганом в руке. Я, честно говоря, испугался, всё-таки комендант, лицо неприкосновенное. «Ты что, охренел совсем!» – кричу парнише, и сломя голову, рванули с того места куда подальше. До сих пор не могу отдышаться!».
Но потом комендант устроил расследование, и больше всех досталось моей матери. Кто-то, видимо, доложил о двух гостях и по приметам установили, что шли они из нашей Верх-Ичи. Каким-то образом то ЧП уладили – рассказал я Никите Омолдановичу.
Разгорячённый коньяком и нахлынувшими воспоминаниями, Санджиев поведал о том, как приехал в Новосибирск и устроился подмастерьем у какого-то скульптора. Приносил глину, воду, месил глину, что-то колотил. Однажды милиционер попросил его документ, а Никита Омолданович только несколько дней назад приехал. Документа не было, и милиционер повел его милицию. Когда пришли в милицию, начальник сразу спросил какой национальности? Никита Омолданович сказал и откуда приехал. Посадили в камеру, дней 5 держали. Видимо, выясняли проживает ли такой-то там-то и т.д. Вызвали и сказали убираться на место жительства, а иначе накажут. Выйдя из милиции Н.О. сразу побежал к скульптору, тот сказал: «Придумаем что-нибудь, ночуй пока здесь и не высовывайся, жрать буду приносить, а ты в это время меси хорошенько глину и прибери в мастерской». Через 4–5 дней скульптор устроил Н.О. в Новосибирский оперный театр, тоже к скульптору-земляку. Скульптор был по национальности татарин. Так несчастье с милицией и подвалило счастье. Н.О. оказался в оперном театре, там и спал, пока все не образумилось. Так с оперного театра в г. Новосибирск началась творческая жизнь скульптора Никиты Санджиева.
В последующем я частенько бывал у Никиты Омолдановича в его доме «на песках». Рядом жил не менее известный Михаил Хонинов, писатель-фронтовик, отважный партизан. С ним тоже говорили о многом. Кстати, когда у Санджиева родился сын, «обмывать» его ходили к Давиду Кугультинову. Там и решено было назвать его именем поэта – Давидом. Потом уехал в Москву. В Москве Никита Омолданович долго жил и там умер, и я лишился, пусть это не покажется нескромным, хорошего друга. Он передал частицу своей богатой души мне, я радовался каждому новому общению с ним, как когда-то его приходу в нашу богом забытую сибирскую хибару. С кульком конфет и пряников.
Художник Очир Кикеев
Заслуженный художник РФ Очир Кикеев в последние годы иронично называл себя «корнем нации». Мною была написана эпиграмма на Кикеева, её даже напечатала одна местная газета:
Говорит он: «Корень нации,
ики-бурульской формации»,
Художник, бражник, сибарит,
«Театру друг», – он говорит.
Прочитав эпиграмму на себя, он позвонил мне. «Какой я бражник, сибарит!? Ты что меня так выставляешь?». Я объяснил