ритуал. И так каждый раз.
Ей сказано приходить в строго определенное время.
– Я не могу опаздывать, – признается она. – Ни на минуту, даже на тридцать секунд. Это на лекции я опаздываю, но на приватные встречи прихожу вовремя. У меня есть ключи от квартиры, и я сама открываю себе дверь.
Теперь я понимаю, почему она всегда опаздывает на лекции Маркуса. Чтобы с ним потрахаться.
– Когда я прихожу, Маркус уже ждет меня, – продолжает она. – В дальней комнате. В шкафу. За закрытой дверью.
Он сидит тихо, так тихо, что не поймешь, там ли он. Шторы задернуты, свет в комнате выключен. Впрочем, что-то разглядеть можно.
Анна рассказывает, что в дверях шкафа есть две дырочки, как будто из них выпали два сучка. Одна маленькая, вторая побольше. Одна на уровне головы, другая ниже.
– Маркус клянется, что так и было, когда он купил шкаф, – добавляет она. – Но я ему не верю.
Анна в одежде, которую велел надеть Маркус. Каждый раз это один и тот же наряд.
– И что же это за прикид? – уточню я.
– Угадай, – просит она.
Это наша с Анной любимая игра.
– Ты наряжаешься медсестрой? – пытаюсь угадать я.
– Нет, – отвечает она.
– Школьницей?
– Тоже нет, – качает головой Анна.
– Проституткой?
– Ничего подобного.
– Сдаюсь. Говори.
– Я должна одеться, как его мать, – прыскает Анна.
Я, вытаращив глаза, смотрю на нее. Анне не терпится сделать новые признания, и она рассказывает, во что ей приходится облачаться. А облачаться приходится в мешковатое платье в цветочек, туфли на плоской подошве, телесного цвета чулки и огромные панталоны, похожие на пояс верности, только из полиэстера. Она одевается, как мать Маркуса, в одежду, которая и вправду когда-то той принадлежала. Одежду, которая была куплена матерью Маркуса в пятидесятые и которую она носила до самой смерти. Тем не менее, вещи до сих пор как новенькие, будто куплены несколько дней назад.
– Ну как, соответствует это твоему представлению о бзиках? Или уже перебор? – спрашивает она с улыбкой.
– Соответствует… – говорю я.
Потому что теперь в моем сознании Маркус больше не похож на Джейсона Борна, что даже к лучшему. Я бы не хотела, чтобы он трахался как Джейсон Борн[3]. С выключенным светом, не сняв носки. В миссионерской позе. Как и подобает настоящему мужчине. Но это скорее в духе Нормана Бейтса, что даже еще лучше, потому что по уши я влюбилась в Энтони Перкинса, когда увидела «Психо» в первый раз. Да и как не влюбиться в аккуратного, щеголеватого красавчика из хорошей семьи. Похоже, у Маркуса фиксация на образе матери, как у Нормана Бейтса или Чарльза Фостера Кейна.
– Короче, – заявляю я Анне. – Ты стоишь посреди комнаты, одетая в типичную домохозяйку пятидесятых, как из эпизода «Сумеречной зоны», а Маркус сидит в закрытом шкафу и, прильнув глазом к дырочке, за тобой наблюдает.
– Верно, – подтверждает она. – И я