матери, как-то сразу замкнулся и закрылся от меня. Да и я всю свою юность как будто не нуждался в нём, что ли… А теперь я получаю второе высшее и только и стремлюсь доказать отцу, что я тоже что-то могу. Что я достоин быть его сыном, – Вико тоже всматривался то в сирень, то в окно над сиренью. – Вот поставим спектакль – и я приглашу его на просмотр. Наберусь смелости и позову!
– Ты боишься?
– Не знаю точно. Надо полистать учебники по психологии…
– Всё ты знаешь! Недаром у вас с Женей получилась такая пьеса!
И они пошли дальше по улице, смеясь над последней репликой Вико.
9
Эмоции бушевали во мне. Встали якорем два факта, заставившие меня, как стартер, заведя мотор, бежать опрометью. Первый – отец никогда в жизни не звонил мне днём, думая, что я занят. Он вообще мне никогда не звонил. Звонил всегда я. Второй, и более веский, – я боялся себе никогда не простить, что не успею попрощаться с отцом, если он умрёт.
Просто отец позвонил мне, своему единственному сыну, и о чём-то попросил! Не важно, о чём. Пусть даже о каком-то пустяке. Но отец попросил срочно с ним связаться. А раз так, должно было произойти что-то совсем непустяковое. Я всю жизнь только и ждал, чтобы он меня о чём-нибудь попросил…
Страх окружил меня и пробирался внутрь, как клещ, к самому сердцу. Ведь я знал, что отец не молод. И болен давно. Болезнь его серьёзна и необратима в своей запущенности. Периодами я забывал об этом. Часто переговариваясь по телефону: «Как ты? Нормально?», я чувствовал, как моё сердце замирает в ожидании какого-то разрешения. Но мысль о том, чтобы спасти его, меня не отпускала. Жил и думал, как наивный ребёнок: наступит день, и я явлюсь к нему и исцелю. Вот-вот наступит. И что же? День настал. Отец позвонил. И вот я перезваниваю. И что? Не могу ничего сделать. Впервые отец просит, а я не могу!..
И я бежал. Ничего не видя. Никого. Как слепой. Сумасшедший. В висках стучало железнодорожным составом. Временами так темнело в глазах, что я путал моргание фар и светофоров, звук клаксона с женскими и мужскими криками, когда что-то жёсткое и холодное, гладкое и движущееся ощутил я сначала обеими ладонями, а потом ещё и щекой… Мне было не больно. Мне вообще показалось, что какая-то легковушка слегка толкнула меня внезапно, потому что я перебегал дорогу в неположенном месте.
Я упал, но мысли мои мчались дальше. Вскочив, я побежал туда, где сейчас был нужнее всего. Расталкивая на своём пути прохожих, я бежал и боялся опоздать. Мысли сводили с ума. С чем сравнить и как описать своё состояние, когда бежишь к отцу, которого долго не видел, и знаешь, что он неизлечимо больной… К отцу, который наотрез отказывался от всякой твоей помощи. К отцу, большие и сильные руки чьи помнишь, и грудь широченную, в которую прячешь лицо, когда отец сначала обнимает, забирая из детского сада…
Я точно теперь не знаю, приходили ли мне тогда в голову эти воспоминания. Скорее, нет. Я оглянулся вокруг. Миру увидел в толпе. Потом Женю. Но мне было не до них. Хотя Женя всё кричал: «Ви-ко! Ви-ко!» на каждый мой шаг, я уже вбежал по лестнице в квартиру