уставилась на своего новоявленного (надеюсь, лишь на время Забытых) спутника.
Знающий кашлянул и сипло спросил:
– А что здесь написано-то?
– Это старое наречие искр, – пояснила я. – Здесь говорится, что города над нами нет и никогда не было. Что морок этот сделан для отвода глаз. Его сила проводит незримую границу с запада на восток, чтобы дальше Сердца не прошмыгнул ни один Забытый или его приспешник. И если однажды город исчезнет, это будет означать лишь одно – кто-то из Забытых хотел прорвать границу и проникнуть дальше в Обжитые земли. И тогда то, что казалось городом, сменит обличье и встанет непроходимой стеной с запада на восток.
Зим моментально сделал свои выводы из содержания записки:
– То есть Сердце сотворил не Зной?
– Видимо, нет, – нехотя признала я. – Я покопалась в памяти и увидела такой же морок, который создал кто-то из старых искр. Но тогда это, должно быть, работа нескольких старых и опытных искр. Один бы такое не сотворил… наверное.
– Или всё-таки Зной? – возразил знающий вдохновенно. – Который пошёл против остальных? И который был искрой?
– Забытые, Зим, были людьми, – отрезала я. – Хладнокровными. Это единственное, что мы помним о них достоверно. И не только мы. Пишущие, говорящие – тоже. За безлетных не скажу – они давно замолчали. А эта записка и наши чары… Это просто помощь из прошлого от кого-то из моего народа. В то время, пока одни прятались, другие рискнули и поставили заслон. И может быть, именно он когда-то не пустил Забытых дальше Ярмарочного.
Я замолчала и вздохнула – и с облегчением тоже. Потому что в предательство верить слишком больно. А вот в помощь… В помощь из прошлого верилось. Что кто-то из древних и мощных искр, у кого достало времени, сил и знаний, успел помочь. Поставил стену. И предупредил: «Это будет означать лишь одно – кто-то из Забытых хотел прорвать границу».
– Кто-то из Забытых уже здесь… – Зим озвучил мои мысли и поёжился.
– Да. Стужа. Спорю на что угодно. Не зря же зима началась раньше положенного.
…и именно в ту ночь, когда с карты Обжитых земель исчез, породив недоумение, смятение и страх, крупный центральный острог – Сердце. Я грешила на дыхание Стужи, но… Ошибся Силен. Стужа всё-таки появилась. Но и угадал – из спячки.
Записка утратила важность, и я вылезла из ямы. Заметила пса, сидевшего у противоположно столба, и вопросительно подняла брови. Он, как обычно, не ответил, лишь улёгся устало, положил голову на передние лапы.
– Ось, – раздалось любопытственное, – а про Забытых в записке прямо сказано – что «кто-то из Забытых», или ты их так сама назвала, чтобы мне понятней было? Как их называл тот, кто писал?
– Сама, – проворчала я. Вот дотошливый-то… – В те времена их называли иначе.
– Как? – Зим тоже выбрался из ямы и отряхнулся.
– Вернувшиеся.
И меня как накрыло осознанием – и страхом…
Где-то среди людей в самом обычном и затрапезном облике гуляет Стужа – Забытый из прошлого, явно пробудившийся, как и предполагал