в сторону окна, из которого и впрямь доносился людской шум и крики. – Завтра весь народ переполошится.
– Кому выгодно, чтобы народ волновался, да чтоб супостаты вокруг мерещились? – Словно эхо повторил князь.
– Только одному – вечевому воеводе – тысяцкому.
– Но у нас нет тысяцкого. Помер наш Василий Васильевич уж второй месяц как.
– Но сын его, Иван Васильевич, на пост этот глаз имеет. Ему и выгодно. Кто народ на брань сбирает? Тысяцкий. А где у нас тысяцкий? Ан нет его! Тут князь и даст ему чин! – От внезапного прозрения Боброк заволновался, заходил по опочивальне.
Дмитрий заговорил.
– Вельяминовы эти меня давно беспокоят. Матушка моя, покойница, царство ей небесное, была из их рода, так что они родня мне. Но не чувствую родства ни с Тимофеем, ни с дядькой Иваном. Только Микула видно, человек добрый. У деда моего, старого тысяцкого, сила какая-то была тайная, бесовская. Крепко он Москву держал, да недобрыми делами.
Боброк молчал и внимательно слушал.
– Иван весь в отца пошел. Дела темные ведет, с разбойниками водится. Докладывают мне много про него. Не могу я его тысяцким делать. Ни мне он жизни не даст, ни всему княжеству. Лживый его язык, змеиный… Но это еще полбеды. Днями, еще в Москве – совсем он меня огорчил. Такое сотворил – только тебе могу рассказать. Пришел он ко мне, челом бьет, просит руки Анны, сестрицы моей…
– Как? – Воскликнул Боброк. – И что же ты, княже? – В крайнем волнении спросил он.
– Ну, я еще не выжил из ума, чтобы женить его на родной племяннице…
Боброк не замечая ничего вокруг, в смятении ходил кругами по комнатке. Дмитрий с улыбкой наблюдал за ним. Наконец, словно решившись на что-то, Дмитрий Михайлович грузно опустился на одно колено и смиренно проговорил.
– Князь, просьба у меня к тебе.
– О чем же просишь?
– Прошу руки сестрицы твоей, Анны. Не гневайся, князь, если не по нраву твоему просьба. Сегодня на пиру, как увидал я ее, так и покой потерял. По сердцу она мне…
– Знаю, знаю. Подними взор, витязь русский. Все видел. Ждал, когда ты сам решишься. Вот богатырь – сто битв пережил, сто врагов побил, а в делах любовных, как мальчишка. Но знай, я свой сестре только добра желаю. Женись, хоть и старше ты ее намного. Но бабий век на Руси короткий, а ты еще вот какой статный… Сто лет проживешь, сто вёсен.
– Спаси тебя бог, Дмитрий Иванович! Век тебя не забуду, служить верно буду! Глядишь, в скором времени племяшей тебе нарожаю.
– Не торопись, прыткий какой! Не время сейчас свадьбу играть. После сватов зашлешь. Снова война на носу и будешь ты у меня на ней главным воеводой. Говорил я с митрополитом Алексием, когда еще в Москве были. Старец сказывал мне, что прошло время разговоров с врагами, настало время мечей. Скоро на Тверь пойдем. Кинжальчик этот на руку мне, но вот не на руку зачинщику всего этого. Завтра на пиру, как наедятся да напьются князья да бояре, скажу я, что заместо тысяцкого