тётенька Наталья Алексеевна настоящий феатр устроила. В Преображенском покои под него отвела. Хочет, чтоб со временем и русские люди, способные к лицедейству, перенимали сиё мастерство.
А руки вот у него совсем не пастушьи, подумалось Марии – белые, мягкие, точно девичьи.
– Третьего дня представление было и на завтра назначено. Комедия с пением и танцами о доне Педре, соблазнителе женских сердец, искусном амурных дел мастере.
Царевич запнулся, облизал яркие губы. Круглые глаза загорелись:
– Изволите ли, я вам билет на представление пришлю? Многие боярышни ездят смотреть и довольны бывают.
– Благодарствую, Алексей Петрович, не могу. Завтра мы до свету выезжаем. Батюшка письмом торопит, а дорога дальняя.
– Так вы сегодня только в Москву прибыли, отдохнуть надо. А после и я бы с вашим поездом отправился.
Мария молча подняла и без того высокие брови, посмотрела удивленно.
– Ну как же, дорога неспокойная, шалят по лесам, – совсем смешался царевич. – И государь моего доклада ждёт. Что уж донесение-то, я уж сам ему всё…
И залился краской, глаза по сторонам рыскают.
Мария еле удержалась от смеха: ну вылитый пастушок, когда перед старостой за недогляд скотины отвечает.
Куда как кстати вошёл дворецкий – подавать ли кофий?
К кофию были заморские засахаренные фрукты и своего изделия медовые рожки да коврижки. Ради гостя были вынуты прозрачные китайские чашки розового фарфора. И такими же фарфоровыми казались Мариины пальцы, держащие бесценную чашку. На эти пальцы и глядел неотрывно царевич Алексей. Один раз только осмелился поднять глаза и сразу отвел, встретившись с удивленным синим взглядом. Руки его неистово мяли салфетку. Встал.
– Время позднее, пойду. Спасибо, Мария Борисовна! Счастливого пути вам.
Не поднимая глаз, ответил на поклон и вышел за слугою с фонарём.
– Странный он какой-то, – подумала Мария вслух.
Вынырнувшая, откуда ни возьмись, няня хихикнула:
– Что ж странного, дело молодое.
– Что? Что ты, Ириньица?
– Полно, девонька, уж большая ты, али не поняла? По сердцу ты ему пришлась. Жди теперь сватов.
– Каких сватов, няня! Он, чай, царевич. Разве можно ему по своей воле жениться!
– А что же, что царевич? Вот попросит государя-батюшку, а тот и согласится. И ты ведь у нас не простого роду.
– Ну вот ещё, нужно мне очень. И хватит, спать пора, – Мария пошла наверх, рассердившись непонятно на что.
– И то верно, припозднились мы с этим гостем, – старушка заспешила следом.
Скрипит снег под полозьями, качается возок. Слышно фырканье лошадей, окрики возницы да временами вороний грай. В окошко выглянешь: тёмно-зелёные еловые лапы, придавленные белыми сугробами, ажурные опушённые инеем берёзки и снега, снега.
Сладко спится в дороге.
В возке Мария с Пелагеей-мамушкой, да Фёдор, Пелагеин сын, на козлах. Он теперь поставлен батюшкой управителем, а бывало, играли вместе, вместе страшные сказки на печке слушали.