в пояс.
– Простите, госпожа, ехать надо. Как бы в лесу тёмка не застала.
– И верно, поезжайте, – засуетился царевич. – Я свой обоз встречу, и за вами. Ночевать в Левонтеевке будете?
Царевич повернулся к Фёдору.
– Не сочти за труд, голубчик, скажи, чтоб одну избу мне приготовили. Ну, с богом, княжна.
И коротко поклонившись, Алексей вскочил в седло.
До ночёвки доехали быстро. Избы были уже вымыты и натоплены – предусмотрительный Фёдор заранее послал распорядиться. Собирались стоять здесь весь завтрашний день, дать отдохнуть и людям, и лошадям после трех дней пути. И потому устраивались основательно, заносили в дом припасы – наготовить впрок на дальнейший путь, осматривали лошадей и повозки.
Пока Пелагея собиралась для бани – следовало побыстрее княжну помыть, чтоб после неё и люди успели – Фёдор отозвал Марию в сторонку.
– Слышь-ка, боярышня, как тебе царевич показался?
– Да никак, испугался вроде. А что, Федя?
– Приметил я, как он мимо телеги с разбойниками проходил, так вроде знак атаману подал. И те двое, что с ним были, как будто со знакомыми с разбойниками говорили. А как я подошёл, враз замолчали.
– Может, почудилось тебе? Откуда у царевича такое знакомство?
– Может, и почудилось. А думка у меня есть.
Обоз царевича пришёл поздно, голицынские уже отужинали и спать укладывались. Изба для царевича была обихожена, и снедь ему к ужину доставлена. Он было стал просить княжну с ним отужинать. Но ему было сказано, что княжна с дороги и со всех происшествий устала и почивать изволит, а утром просит пожаловать к завтраку.
Но вместо завтрака был переполох. Сбежали разбойники. Даже раненых с собой унесли. Сторож был связан и божился, что лиц нападавших не видел. Между тем никто ночью в деревню не входил: сторожа у околицы никого не видали, собаки не лаяли. Не в деревне ли сообщники нашлись? Фёдор с ног сбился: допрашивал старосту, призвал на дознание жителей близлежащих домов, в который раз приступал к сторожу…
Потом пришёл к Марии, попросил всех из горницы выслать.
– Мария Борисовна, дело сурьёзное. Прямо и не верится…
– Федя, может, не надо сыск устраивать? Сбежали и ладно. Бог им судья.
– Не в том дело, боярышня. Сторож сознался всё-таки. Просил только царевичу о том не говорить, дыбой его стращали.
– Царевичу?
– То-то и оно! Разбойников ослобонили его люди, те двое, что давеча к нам подъезжали. А сторожу сказали, мол, нишкни, не то на дыбу пойдешь. И еще он слышал, как говорили, что раз дали себя повязать и уговор не исполнили, то обещанной награды не будет. Уносите, дескать, ноги и благодарите Бога, что живы остались.
Мария ошеломлённо молчала. Зачем это царевичу? Грабёж? Смешно. Походила по горнице. Потом решительно повернулась к Фёдору:
– Позови царевича ко мне.
Фёдор повернулся уйти.
– Или нет. Стой. Сама пойду к нему. Скажи Акульке, пусть шубу подаст. И ты со мной.
Но пока одевалась, одумалась. Не годится так. Как батюшка говорил, первое слово изо рта выпускать не след.
– Вот