видно, гон переместился в отдаленную часть дома, но сейчас вдруг страсти разгорелись с новой силой. По лестнице с грохотом сбежали вниз, раздался оглушительный треск, и тотчас кухонная дверь распахнулась, из нее вылетел человек, он вихрем понесся в мою сторону, обо что-то споткнулся и растянулся плашмя чуть не у моих ног. Я поручил свою душу Господу, надеясь на лучшее, изготовился вцепиться ему в глотку, но меня остановили какие-то интонации в тоне критических замечаний, которые он высказывал, – эдакое интеллигентское сквернословие, которое свидетельствовало о воспитании, какого дикарь Бринкли никак не мог получить.
Я наклонился к упавшему. Мой диагноз оказался правильным – это был сэр Родерик Глоссоп.
Только я собрался представиться и начать расследование, как дверь кухни опять распахнулась и возник еще один силуэт.
– И чтобы не смел заходить в дом! – приказал он с большой злобой в голосе.
Голос принадлежал Бринкли. И то, что он потирает левую коленку, в эту горестную минуту показалось слабым утешением.
Дверь с треском захлопнулась, лязгнула щеколда, и через мгновенье фальцет завел «Твердыню каменную», возвестив, что лично он, Бринкли, считает инцидент исчерпанным.
Сэр Родерик кое-как поднялся на ноги. Он громко пыхтел и никак не мог отдышаться. Что ж тут удивительного, крепко погонял его Бринкли.
Я подумал, что самое время завязать разговор, и сказал:
– Ну и ну, ну и дела.
Видно, мне самой Судьбой было определено пугать нынче вечером всех подряд, начиная с впечатлительной судомойки. Но, судя по произведенному эффекту, роковая сила воздействия моей персоны несколько поубавилась. Если с судомойкой сделалась истерика, а Чаффи подпрыгнул фута на два, то этот субъект Глоссоп просто задрожал, как кусок чего-то заливного на тарелке. Впрочем, наверняка только на это и хватило его физических сил. Эти состязания в беге с Бринкли основательно изматывают, знаете ли.
– Не пугайтесь, – продолжал я, желая успокоить его и убедить, что перед ним не какая-нибудь ночная нечисть, а самый обыкновенный человек. – Это всего лишь я, Б. Вустер…
– Мистер Вустер!
– Ну конечно.
– Слава богу! – Он чуть-чуть приободрился, однако и сейчас трудно было поверить, что в обычное время это записной остряк и душа общества. – Уф!
На этом наш обмен репликами завершился. Он глубоко вдыхал живительный воздух, а я молчал: мы, Вустеры, понимаем, что в такие минуты надо оставить человека в покое.
Мало-помалу бурное сопенье перешло в тихий сип. Он помедлил еще минуту-другую. А когда наконец заговорил, голос у него был такой упавший, в нем даже, я бы сказал, чувствовалась затаенная дрожь, и мне чуть ли не захотелось положить дружескую руку ему на плечо и сказать, что, мол, ничего, все обойдется.
– Вы, мистер Вустер, несомненно, хотите знать, что все это означает?
Дружеская рука на плече оказалась мне все же не по силам, однако некое подобие бодрого похлопывания