тем я покойнее. Пульс ровненький, тридцать пять без всяких там «плюс-минус нервы». Такова моя норма, скорее всего.
Прощупываю следующую рану, обдумываю план.
Режу. Выдираю щепки.
Режу…
Когда всё закончилось, у меня адски болела рука. У людей сухожилие под спином после отбора тканей восстанавливается долго и неполно. У меня – почти сразу и бесследно. Люди Пуша редко соглашаются стать донорами жил для двух больных, еще реже – для трех. Но я вне зоны риска в этом смысле.
Щенок давно смолк, он без сознания. Ничего, главное – дышит.
Осматриваюсь. Тот же кровавый ад, но с дополнениями. Мухи роятся. Муравьи облепили лужицы крови. Сонные в прохладный день осы взбодрились, грызут человечье мясо… Громадные вороны, их уже пять, и наверняка скоро станет больше, хлопают крыльями и неодобрительно наблюдают меня и малыша – живых. Из-за дальнего ствола неопознанная тварюшка тоскливо взблёскивает желтыми голодными глазами. Явно мелкая: чтобы не лезть в драку, ей довольно запаха мертвого зверя.
Зверь, кстати, вон он. Даже после гибели – великолепен и страшен. Ярости в нем килограммов на двести. Клыки безупречны. Когти под стать. Он лежит, продолжая в последнем усилии рвать чей-то бок. И сам – на боку. И кишки… Нет, я не намерена снова делиться желчью с лесом. Мне дурно, но я хочу жрать, а не избавляться от остатков пищи. Нету их.
Ползу к зверю и делаю глупость. Мы с малышом обязаны ему жизнью. Закопать – нет ни сил, ни времени. Так что пусть он хотя бы лежит достойно. Вправляю кишки, наспех сшиваю порванные. Крупными редкими скрепами заделываю мышечный слой, шкуру. Все? Нет, еще нет: когда зверю выстрелом в упор разворотило плечо, оказался вскрыт один из главных сосудов, кровь хлестала… Сшиваю, штопаю шкуру. Хотя её на изуродованном плече почти нет.
– Верность – это раньше была у собак, – говорю мертвому зверю и глажу его морду. Трогаю нос кончиками пальцев. Увы, нет отклика, нет совсем, даже самого малого укола боли – нет… Мертвый зверь. – Прощай, Пёс. Ты победил, можешь уходить гордо.
Закончив с патетическими речами, я нашла в себе силы встать. Деловито обошла поляну, осматривая людей. Для порядка. Я не сомневаюсь в лохматом воине – он уложил всех, причастных к пытке малыша. Но я проверила, и моя совесть спокойна. Настолько спокойна, что я во второй заход приступила к мародерству.
Откушенной руке не нужны роскошные часы со светящимся циферблатом. Кстати: они же – компас. Трупу без головы не требуется рюкзак…
Нож я выбирала придирчиво, свалив в кучу все найденные и пробуя каждый в ладони. Взяла два: маленький складной и солидный тесак с ножнами и поясом. Присмотрела сапоги – ну и пусть великоваты. Из вспоротых тюков банды Ларкса вытряхнула вещи. Содрала с тощего выродка, который пытал малыша, утепленную куртку. Умяла в свой новый рюкзак хлеб, сушеное мясо, сыр. Бросила в боковой карман огниво, расческу. Приладила снаружи на завязке