и более того, наш мир – за это время сильно изменились. Если услышишь где-нибудь о подходящей работе, я всерьез советую тебе рассмотреть такой вариант.
– Вы считаете, что колледж могут закрыть? – ужаснулся Эрик.
Он почувствовал, что архидьякон сказал несколько больше, чем хотел.
– Я такого не говорил. Тебя вообще эта тема не касается. Просто тебе же будет лучше, если ты не станешь воображать, что проработаешь здесь всю жизнь.
Потом Крэмптон ушел. Стоя в дверях, Эрик смотрел, как священник зашагал по мысу к колледжу, и его захлестнуло небывалое чувство: оно словно вывернуло его наизнанку, а во рту появился горький привкус желчи. Он всегда старался избегать сильных переживаний и такую всепоглощающую телесную реакцию испытывал всего второй раз в жизни. Первый произошел, когда он понял, что любит Карен. Однако сейчас был не тот случай. Возникшая эмоция оказалась такой же яркой, но более тяжелой. Эрик впервые в жизни почувствовал ненависть.
Пока отец Мартин ходил в комнату за черным плащом, Дэлглиш ждал его в коридоре.
– Может, поедем на машине? – спросил Дэлглиш, когда священник вернулся.
Сам он предпочел бы пешую прогулку, но понимал, что для его спутника будет утомительно таскаться по пляжу, и не только физически. Отец Мартин принял это предложение с заметным облегчением. Пока они не добрались до места, где прибрежная проселочная дорога изгибалась к западу, вливаясь в дорогу до Лоустофта, никто не проронил ни слова. Дэлглиш осторожно приткнул «ягуар» к обочине и склонился к отцу Мартину, чтобы отстегнуть ремень. Затем помог ему выйти из машины, и они отправились на пляж.
Когда проселочная дорога закончилась, они пошли по узенькой песчаной тропке с утоптанной травой между доходящими до пояса папоротниками и зарослями кустарника. Кое-где кустарники сплетались над тропинкой в арку, образуя туннель, в полумраке которого лишь мерный приглушенный гул напоминал о том, что вдалеке бушует море. Папоротник уже покрылся первым хрупким золотом, и, казалось, каждый шаг по рыхлому дерну поднимает резкие ароматы осени. Когда они вышли из полутьмы, перед ними раскинулось озеро. Всего каких-то пятьдесят ярдов гальки отделяло его мрачную гладкую поверхность от кувыркающегося яркого моря. Дэлглишу показалось, что черных древесных обрубков, доисторическими памятниками стоящих на страже озера, стало меньше. Он искал следы затонувшего корабля, но смог разглядеть лишь одинокий черный кусок рангоута в форме акульего плавника, который торчал над ровной песчаной полосой.
В этом месте было так легко спуститься на пляж, что шесть деревянных ступенек, наполовину засыпанных песком, и единственные перила оказались не очень нужны. Наверху расположилась встроенная в небольшое углубление кабинка для переодевания из некрашеного дуба, прямоугольной формы и побольше размером, чем стандартная кабинка на пляже. Рядом под брезентом – Дэлглиш приподнял край и заглянул – была аккуратно сложена груда досок и сломанных бревен, наполовину выкрашенных в голубой.
– Все, что осталось от старой, – сказал отец Мартин. – Она была